Фото: Медиазона
22 февраля СК начал первое политическое спецпроизводство против девяти беларусов, о которых публично почти ничего неизвестно. Их не объединяет один город, работа или направление активизма. Все они проходят по одной статье — о грубом нарушении порядка. Впоследствии в список добавили еще восемь человек — в том числе правозащитницу, активистку и бывшую руководительницу гродненского хосписа. «Медиазона» расспросила одну из фигуранток, Людмилу Арастович, как такое могло случиться.
Минчанка Людмила Арастович до событий 2020 года работала администратором и переучивалась за тестировщицу программ. Она признается, что особо активизмом не занималась, но ходила не некоторые акции. При этом ее никогда не задерживали, не выписывали штрафы, хотя вероятность, что такое может произойти, была:
— Была на 15 ноября 2020 года на «площади Перемен», когда забрали большое количество участников, журналистов. Я пришла во время, когда никто ничего особо активного не делал. На детской площадке поставили чай и печенье, положили цветы. Постепенно стали стягиваться силовики — их становилось все больше и больше, они обступили эту детскую площадку со всех сторон.
Также девушка была на допросе в Следственном комитете — силовики просили ее дать показания по делу брата, которого в 2020 году задерживали на марше и он уехал в Польшу. Против близкого она говорить отказалась и ушла.
Через год, в ноябре 2021 года, Людмила сделала польскую визу, чтобы выехать на несколько дней в соседнюю страну по делам. Беларуские пограничники не пропустили ее на польскую сторону и поставили в паспорт штамп, что девушке в выезде отказано.
— Причину мне не объяснили, сказали: «Обращайтесь в МВД». Вернулась в Минск. Конечно, была шокирована всем этим и действительно пошла в миграционный отдел МВД. Там мне дали справку, что я обвиняемая или подозреваемая по уголовному делу. Там не было написано, по какому. И направили меня в СК.
В Беларуси девушка не замечала ничего необычного к себе, но вспоминает один странный, по ее мнению, случай. Далекая знакомая написала и спросила, как у Людмилы дела, где она находится. Но отказалась тогда созвониться, сказав, что это опасно. «Я поняла, что голосом мне не могут ответить, и это как-то насторожило», — говорит она.
— Так я жила несколько месяцев, абсолютно не понимая, как это может быть, думая, что это ошибка. После того как я получила эту справку, ко мне никто не пришел — месяц, другой. Мне хотелось понимать, что происходит. Я решила написать обращение в СК, спросить, что это такое. Почему меня не пускают, почему меня не предупредили и, возможно, это вообще ошибка? Попросила, если это ошибка, тихо-мирно убрать меня из базы невыездных.
В феврале 2022 года Людмила получила ответ от комитета — против нее действительно есть уголовное дело. Но опять подробностей не было. Тогда она решила, что есть два варианта: оставаться в Беларуси «на милости тех, кто там властвует», или уехать из страны.
В Литве ее поддержала организация «Дапамога», девушка подалась на международную защиту и начала налаживать новую жизнь. Уже в 2024 году в базе российского розыска, опубликованного на «Медиазоне», она увидела свою фамилию.
— А через несколько дней была опубликована моя фотография и была новость, что начато спецпроизводство. Я, конечно, была удивлена этому, но они хотя бы написали, по какой статье меня обвиняют.
Почему именно ее добавили в, как говорит Людмила, «топ-9», у нее нет никаких предположений. Остальных фигурантов, против которых 22 февраля начали спецпроизводство, она не знает.
— Конечно, когда видишь свою фотографию и что-то о спецпроизводстве, первая самая реакция — неприятная. Но я и до этого знала, что не вернусь в Беларусь, пока там не изменится [политическая ситуация]. Для меня самый шок был — это когда штамп поставили в паспорт. Впоследствии были разные с тем связанные испытания, поэтому со временем реакция стала не такая сильная. Я спокойно к этому отношусь. Чего нервничать, если уж ничего не поделаешь.
Процедура «специального производства» появилась в 2022 году и позволяет проводить суды без обвиняемого. Ее могут назначить, если беларуса обвиняют в преступлениях против государства, массовых беспорядках, актах терроризма, приведении в негодность путей сообщения и еще по нескольким статьям.
Чтобы начать «спецпроизводство», беларуские власти должны обратиться к иностранному государству с просьбой о выдаче обвиняемого. Если на обращение не последует ответа или будет отказ, процедура может быть начата. Одна из целей заочных судов — создать основания для конфискации имущества политэмигрантов, чтобы «покрыть ущерб, который они нанесли стране», рассказывал глава СК Дмитрий Гора.
Ранее «специальное производство» было начато против медийных людей по более заметным «преступлениям», нежели участие в протестах: Светланы Тихановской, Александры Герасимени, редактора Nexta Степана Путило, блогера Яна Рудика, политика Вадима Прокопьева, бывших администраторов «Черной книги Беларуси» и других.
22 февраля в список добавили девять человек: Виталия Пахомчика, Виктора Пузана, Геннадия Гутора, Ирину Столоку, Александра Терлюка, Анатолия Островского, Людмилу Арестович, Ольгу и Евгения Прудниковых. Против всех возбуждены дела по грубому нарушению порядка, но у Пахомчика есть еще одна статья — по оскорблению представителя власти.
Известно, что Пахомчик жил в Поставах, где руководил спортивным залом «РеЖим». Геннадий Гутор работал на таможне.
В течение 1-13 марта спецпроизводство возбудили против еще восьми человек: правозащитника Леонида Судаленко, друга умершего в Украине беларуса Юрия Щучко, бывшего директора Гродненского хосписа Ольги Величко, солигорской активистки Илоны Рудени, предпринимателя Сергея Веремеенко, журналистов Игоря Казмерчака и Владимира Хильмановича, пенсионерки Людмилы Борейко.
СК не уточнил, какие действия беларусов стали причиной для квалификации их по уголовной статьей и почему работу над делами вынесли в специальное производство, после которого суд можно будет проводить заочно.