Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона
К лету 2020-го, когда начались протесты, Артем только закончил школу. На первые акции он не ходил — родители были против. Но после насилия 9-11 августа сидеть дома не смог и начал участвовать в маршах. За ним пришли в 2022: «Открыл дверь, меня положили на пол, надели наручники, начали бить». Сутки, уголовка и СИЗО, где сокамерники научили пить чифир «за людское и воровское». Какая у парня была «должность» в камере, во что заключенные играли на раздевание и что с ним делали в ГУБОП — об этом он рассказал «Медиазоне».
Летом 2022 года Артем готовился к поступлению в иностранный вуз и ждал визу. В июле был «лакшери период» — родители уехали на дачу и парень жил один. Однажды утром его разбудил сильный стук в дверь. Артем посмотрел в глазок — в подъезде стояли силовики со щитами. Подросток удалил телеграм и вышел из соцсетей, а телефон бросил под диван.
— Открыл дверь, меня положили на пол, надели наручники, начали бить. Они брали большой группой, человек восемь. С оружием залетели в квартиру.
Артем сказал им, где телефон, и назвал пароли. Силовики забрали винчестеры и SSD-диски, и, пока были в квартире, нашли на устройствах парня фотографии с 2020 года: на одной он стоял в сцепке, а на другой показывал средний палец ОМОНу. За это били сильнее, рассказывает подросток.
— Кричали: «Мы тебя на 10 лет посадим», угрожали, били кухонными черпаками. Искали символику, ее не было.
Артем говорит, что силовики приехали с биллингом его телефона — они знали, когда подросток был возле Стелы и станции метро «Пушкинская».
На акции протеста Артем вместе с друзьями пошел через несколько дней после выборов — до этого его не отпускали родители. Но после видео, где силовики били и задерживали протестующих, он решил выйти на улицу.
— Я просто показал родителям свою позицию, что они не могут мне ничего запрещать. Это мой выбор, мое решение. Они не могли ничего с этим поделать. Большой круг моего общения голосовал точно не за Александра Григорьевича Лукашенко. А получилось, что за него проголосовала чуть ли не вся страна — как-то это было нагло.
Артем ходил на воскресные акции до ноября, а потом стало очень опасно.
— Больше всего был страх из-за того, что поймают, и родителей уволят с работы. Страшно было идти, осознавая, что тебе 17, а не 18. Хоть и наказание должно быть мягче, но ты больше боишься за последствия для родителей и близких.
После обыска Артема отвезли в ГУБОП — с ним записали «покаянное» видео и снова били.
— Говорили: «Приседай, отжимайся и говори: "Я люблю Беларусь, я люблю Лукашенко, я люблю ГУБОП"». Лили из чайника воду на жопу, блять, на голову куда-то. Не кипяток — такая была, теплая вода. Отбили очень сильно ноги, прям в колени дало. Спустя месяца три у меня все прошло.
Из ГУБОПа Артема отвезли в РОВД, завели в кабинет и положили на пол, не снимая наручники. «Потом опера меня подняли, дали чаю попить», — вспоминает подросток.
Сотрудники ГУБОП сказали, что парня отправят на сутки. Милиционер искал в телефоне Артема повод для «административки», и обнаружил «экстремистский» тикток, который подросток отправил своей девушке.
— [До суда] я полных 72 часа отсидел в РОВД в обезьяннике без еды. Просто с бомжами пил воду. Ее можно было набирать из бутылок, которые не знаю сколько лет уже стоят. Опера специально вызывали к себе в кабинет, шоколадку могли дать просто так. Им просто жаль было меня, наверное, потому что там реально жесть.
За тикток Артем получил 13 суток.
После суток Артема отвезли к следователю: уголовное дело, снова ИВС и пять месяцев под следствием в СИЗО в Жодино. «Свинское отношение везде. [Но] опера в РОВД были нормальные», — говорит подросток.
В следственном изоляторе было легче — не приходилось часто контактировать с сотрудниками. Парень привык к предвзятому отношению из-за «профучета» и адаптировался к тому, как устроено СИЗО. Артем старался быть «потише», чтобы не получить нарушение и не попасть в карцер.
— Я был послушный. Оттуда [из карцера] люди выходят, их прямо трясет. Я понимал, что там с ума сойду, лучше сохранить свое ментальное здоровье.
Это все система. Тух — ты уже встаешь под гимн Беларуси, строишься, застилаешь за собой аккуратненько, бреешься каждый час. Продольные каждые 10 минут заходят и смотрят, что делается.
Если кто-то лежит, он сразу дубасит по двери и говорит, что нельзя лежать. Если повторяется — тебе нарушение. А политическим могут дать нарушение без предупреждения. Три нарушения — идешь в карцер на дней пять. При мне чуваку дали пять суток за то, что он Библию читал ночью.
— Когда меня привезли в СИЗО на Володарского, мы в одном ангаре стояли, ждали распределения. Назвали мои имя, фамилию. Подхожу, и этот мусор говорит такой: «Пацан, тебе сколько лет? Тебе восемнадцать есть?» Я говорю: «Да, есть» — «Хорошо, иди сюда».
Старшие сокамерники взяли Артема «под крыло» — «научили» дисциплине, порядку и даже разговорам. Жизнь в СИЗО оказалась совсем не похожа на то, что показывают в кино, рассказывает парень.
— Какие-то вещи [тюремные понятия] соблюдались, но они были здравые. Руки нужно было всегда мыть, посуду убирать за собой — это нормально. Если на параше что-то упало — все, этим ты не можешь пользоваться. Каких-то прям жестких вещей не было.
Мы пили по два глотка — мне объяснили, что это «за людское и воровское». Я с этого угорал, мне было прикольно. Там все пьют по два глотка и передают по кругу.
В следственном изоляторе Артем стал «дорожником». Он отвечал за связь между камерами по «дорогам» из плетеных нитей, по которым можно передавать записки, фотографии и даже продукты.
Парня часто «килишевали» — перебрасывали из одной камеры в другую. Иногда это происходило несколько раз в месяц и вызывало «жесткий депрессняк».
— Ты уже сживаешься с чуваками, вы подружились такие: «Йоу, мы будем жить вместе, тусоваться, класс». И тут тебя просто перекидывают к каким-то другим чувакам, это жесть. Но благодаря этому я познакомился с очень большим кругом людей.
В СИЗО Артем встречал своих сверстников, осужденных по политике. «Очень много слез видел молодых политических пацанов, которые прямо такие нежные. Очень большое давление было, начиная от ЦИПа», — рассказывает он.
Сокамерники поддерживали друг друга, Артем старался «всегда быть веселым и не показывать грусть». В камере много читали и играли в настольные игры, которые делали сами.
— Были веселые моменты, мы разгонялись, как могли. Могли играть в мандавошку — кто проиграет, тот в трусах стихи читает, песни поет. Развлекались как могли, но не было жесткого тюремного, типа «пики точеные». Все было нормально везде, тем более к молодым хорошо относились.
Самыми популярными были книги Стивена Кинга — их получали от родственников, а после прочтения обменивались с соседями. В библиотеке СИЗО можно было взять «всякую психологическую дичь».
— Был чувак, который просто сошел с ума с книжкой Вадима Зеланда «Трансерфинг реальности». Он мог стоять, курить — я вижу, что он хочет подкурить, а нет спичек. Я ему кину спички, и он такой: «О, чуваки! Я просто подумал, что хочу спички, и они прилетели». А в этой книге как раз разгоняется, что если ты захочешь, то так и будет. Это смешно было, но он очень поверил в эту книгу. Может, ему это помогло.
Самому Артему помогла Библия, с помощью притч парень разбирал жизненные ситуации, обсуждал проблемы с другими верующими и поддерживал их. Подросток подружился с верующим иностранцем, который говорил только на английском.
— Мы на английском контачили, у меня сильно поднялся уровень. Мы с ним в Бога вместе верили, ходили, молились. Прикольно было.
Я просто отдался вере в тот момент. Не знаю, как это описать. Дух был повышен. Сейчас я отдалился от этого, но все равно иногда обращаюсь к Богу. Конечно, без фанатизма.
Поддержкой для Артема была и семья — письма приходили даже от родственников, с которыми он не знаком. С мамой парню удалось поговорить только на коротком свидании в СИЗО.
— Мы не разговаривали о том, почему так произошло [почему на Артема завели уголовное дело]. Просто общались — как у нее дела, как у меня. Ни с кем я не обсуждал эту ситуацию, родители просто как-то обходили ее.
Сокамерники и сотрудники СИЗО говорили Артему, что приговор не будет строгим. «Ты сейчас малой, малым и выйдешь», — передает их слова подросток. Перед судом конвоиры сказали парню, что он поедет домой.
— Суд в пятницу, запрашивают 2 года лишения. А в понедельник мне дают домашку, я выхожу из клетки, и конвоир такой: «Видишь, я же говорил».
Если бы я знал, что так все получится, я из этого всего выжал бы больше хорошего опыта. Я просто очень много нервов отдал. Боялся, что в лагерь поеду. Мне 19 лет, какой лагерь? Ваще жесть.
Прокурор подал протест на приговор — хотел, чтобы Артема отправили в колонию. Но до очередного суда он успел уехать в Литву.
— Я понял, что хочу жить свободно, не хочу бояться и оборачиваться. Я уехал, попросил убежище и получил беженство. У меня все чики-пуки.
Артем живет и работает в Вильнюсе. Парень говорит, что скучает по Беларуси, но после года в Литве называет условия в родной стране «слишком жесткими». Он собирается подучить английский и переехать «куда-то в англоязычную страну».
Парень рассказывает, что опыт заключения дал ему много знакомств, самостоятельность и «плюс к некоторым характеристикам», но принес психологические травмы и проблемы со здоровьем.
— Это неприятно. Я отсидел непонятно зачем. Стараюсь оптимистично на это все смотреть, чтобы было легче.
На локтях у Артема развился псориаз — полностью от него не избавиться, но можно выйти в ремиссию.
— Я к дерматологу ходил, мне выписали мази прикольные, успокаивающие. С этим жить можно, это никак не мешает. Просто обидно, что само заболевание есть. И все это из-за мест лишения свободы, из-за Лукашенко.