«Вместо адвоката в суде можно поставить стул». После протестов 2020 года брестчанина призвали в армию, где показывали видео, за которое позже его осудили
Андрей Салапура / личный архив
В августе 2020 года Андрей Салапура участвовал в протестах в Бресте после президентских выборов. Тогда он закончил университет и распределился на работу учителем в школу. Спустя несколько месяцев брестчанина призвали в армию, где на занятиях по идеологической подготовке показывали видео, ставшее позже главным доказательством в уголовном деле против Андрея. В 2023 году суд приговорил его к полутора годам колонии, отбыв которые Андрей уехал из Беларуси. «Медиазона» рассказывает его историю.
В 2020 году Андрей Салапура окончил университет, учился на преподавателя английского и немецкого языков. Отработал в школе по распределению несколько месяцев, затем призвали в армию. После срочной службы в школу Андрей не вернулся. Перед задержанием в феврале 2023 года он работал проектным менеджером в айти-компании.
Сейчас 27-летний Андрей Салапура начинает жизнь заново в Польше. На сайте фонда BYSOL открыт сбор для него — сегодня последний день сбора, и вы еще можете поддержать политзаключенного. Делайте донат только с иностранных карт и если находитесь не в Беларуси.
В армии показывали видео, ставшее позже основанием для уголовного дела
Когда судья Московского района Бреста «стукнул молоточком» и приговорил Андрея к полутора годам колонии, он выдохнул с облегчением: наконец появилась хотя бы какая-то определенность. Брестчанина осудили по статье о грубом нарушении порядка из-за участия в протестах после президентских выборов в августе 2020 года. Салапура говорит, что не выйти на акции не мог, потому что видел, что у его страны «забирают будущее».
Спустя более двух лет после протестов сотрудники ГУБОПиК ворвались к нему домой. Во время задержания, по словам Андрея, сотрудники ударили его — повредили зуб, рассекли голову и спросили: «Ну что, пидор, знаешь, за что тебя задержали?».
Почему дело против него возбудили только в 2023 году, Андрей не знает. Главным доказательством вины в его деле стало видео, снятое 10 августа 2020 года. Оно появилось у силовиков задолго до задержания брестчанина.
«После протестов 2020 года, в ноябре, я пошел служить в армию. На занятиях по идеологической подготовке показывали видео с протестов, в том числе из Бреста: мол, смотрите, какие там были наркоманы-пьяницы. Там было и видео, на основании которого потом на меня завели уголовное дело. Я себя там отчетливо видел и даже показывал сослуживцам».
«Просто поставить вместо адвоката стул было бы лучше — он бесплатный и безвредный». Суд
В день приговора на заседание к Андрею пришли его мама и друзья. Он был против: не хотел никого расстраивать.
«Ну а зачем, там же нереальное нервное напряжение. Одно дело я — у меня выбора не было. А чтобы мама приходила, смотрела на меня в этой клетке, это все выслушивала… нет, не надо дорогих людей подвергать таким испытаниям».
Мама Андрея расстроилась из-за приговора сыну. Она рассчитывала, что суд назначит год, как и запросил прокурор. На самом деле обвинение настаивало на полутора годах — то же самое назначил суд, но адвокатка, по словам Андрея, передала матери неправильную информацию.
Работой адвокатки Салапура был недоволен.
«Она вообще не владела информацией о том, какие решения сейчас принимаются по 342 статье. Я, находясь в камере, знал больше, как оно сейчас происходит по стране, какие сроки дают. В СИЗО было однажды — она пришла и говорит: "Я посмотрела видео вашего задержания, вы там такой смешной". А меня там ГУБОПиК снимал. Не знаю я, уместен ли тут какой-то юмор».
После выхода из колонии Андрей разбирал документы и чеки, связанные с услугами его защитницы, и понял, что они обошлись его семье недешево.
«Я так и не решился уточнить, сколько всего это стоило. Просматривая документы, я насчитал что-то около 7 000 беларуских рублей и перестал считать дальше — мне стало от этого не по себе. Просто поставить на суде вместо адвоката стул было бы лучше: он бесплатный и безвредный».
Десятки «политических» в СИЗО
В могилевскую ИК-15 Андрея этапировали после шести месяцев в СИЗО Бреста и Барановичей. Уже тогда заключение отразилось на здоровье: начались проблемы с давлением, из-за тусклого освещения испортилось зрение.
«Я слышал, что брестское СИЗО рассчитано на примерно 300 человек. Мне кажется, что человек 200 там были "политические". Буквально в каждой камере, где я был, их было большинство», — вспоминает Андрей.
С этапами между СИЗО и колонией у беларуса связано одно из самых светлых воспоминаний за все время заключения.
«Когда везли из Бреста в Барановичи, нас вывели на открытое пространство, на улицу. В какой-то момент там подул очень приятный ветерок, я его до сих пор вспоминаю. Вечер, лето, и этот ветер, впервые за четыре месяца в закрытом помещении».
В колонии сразу отправили в ШИЗО
Спустя несколько дней в карантине могилевской ИК-15 Андрея сразу же отправили в штрафной изолятор. Так там поступали со всеми «экстремистами», отличалось только количество суток.
По словам Андрея, кого-то отправляли в ШИЗО на трое суток, кого-то — на 15. «Все зависит от того, какое впечатление ты произведешь на администрацию колонии».
«Нарушений у меня никаких не было, мне просто сказали — пиши. И я написал, почти под диктовку, объяснительную, что я не представился по установленной форме. Конечно, мне не хотелось в изолятор, но я понимал, что и спорить ни с кем не стоит».
Первые несколько суток в ШИЗО Андрей радовался, что спустя шесть месяцев наконец остался один.
«День на пятый или шестой появляется дискомфорт от одиночества <…> Я вставал, убирался в помещении, и между приемами пищи просто ходил из угла в угол и что-то себе вспоминал хорошее, думал — про друзей, про путешествия. Потом стал придумывать альтернативные версии реальности, даже не про заключение, а вообще, что было бы, если бы я в какой-то момент поступил не так, а иначе. Сказал бы кому-то что-то другое. Занимался интеллектуальной гимнастикой».
«Окружение не самое дружественное». Отряд
Спустя 10 суток в штрафном изоляторе Салапуру отправили в отряд в колонии к другим осужденным.
«Первые дни напоминают езду на автомобиле без знания правил. Место специфическое, ты вроде какие-то правила знаешь, но столько закавык, что ты про них узнаешь уже только тогда, когда сделал так, как не было заведено. Никто не спешит тебе ничего объяснять и наставлять на путь истинный. И окружение не самое дружественное. Но и не удивительно, там есть люди, осужденные и на год, и на 10. А когда у тебя 10 лет в таких условиях, то, конечно, ты озлобишься».
В отряде Андрея было около 100 человек, и с большинством из них за 9,5 месяцев в колонии он не обменялся ни словом.
Жизнью отряда руководили два человека: начальник отряда — из сотрудников колонии и завхоз — из осужденных.
«У нас начальник отряда был вроде бы нормальный, молодой парень в звании лейтенанта, ему было 22-23 года. Но как будто бы действительно самым главным был завхоз, из осужденных. У него было больше авторитета, человек постарше, сидел за убийство. А в отряде вообще многое зависело от отношений именно завхоза с администрацией колонии, не начальником отряда, а с теми, что повыше. При мне начальник отряда и завхоз публично не конфликтовали. В их положении всем нужно было идти на компромисс, это в общих интересах».
«Доски мы перемещали при помощи телеги как из 17 века. Коней у нас не было, мы были вместо них». Работа
Политзаключенных в основном отправляли очищать медную проволоку, эта работа считается в колонии самой вредной и токсичной. Андрея распределили на деревообработку, которая, по его словам, считается в колонии более престижной работой.
«Первый месяц я сбивал поддоны. Потом пилил на станке. Доски мы перемещали при помощи телеги как из 17 века, в нее бы коней запрягать, но коней у нас не было, мы были вместо них. По всем бумажкам я был обучен, прошел все инструктажи по технике безопасности. На самом деле меня не учили ничему, там никто этим не занимается. Есть бригада, у всей бригады одно задание, и если кто-то в бригаде будет в настроении тебе что-то объяснять — считай повезло. Просто там очень низкий порог качества, никому нет дела до того, что в итоге получается».
Зарплата, покупки и свободное время
За 9 месяцев в колонии Андрей заработал около 20 рублей. За эти деньги, а еще за средства, которые родные кладут на счет, заключенный может купить себе что-то в магазине в колонии. Андрея, как и многих других политзаключенных, сразу же сделали «злостным нарушителем» режима. Такой статус ограничивает сумму, которую ежемесячно может тратить осужденный (две базовые или 84 рубля в 2025 году).
«Чтобы хоть как-то жить, нужны посылки и магазин. Туда нас водили три раза в месяц, но "экстремисты" — всегда последние в очереди. Если перед вами 100 человек что-то купят, то вам не очень много чего остается. Хотя выбор там изначально не очень».
В заключении Андрею часто хотелось мяса, жареной еды и сладостей, хотя на свободе сладкое он не любил.
В свободное время, которого в колонии было мало (работа — шесть дней в неделю), Андрей читал: романы Эриха Мария Ремарка, «Войну и мир», «Унесенные ветром», «Атлант расправил плечи».
«Ремарк был особенно уместен, его ход мыслей, мировоззрение многих его женских персонажей. Они радовались любому проявлению жизни, что бы ни случилось. Такая модель поведения подходила для того места, где я оказался. В "Войне и мире" мне очень зашли рассуждения про фатализм. Я сам в какой-то степени фаталист, и мне это помогало жить».
Время у книг отнимали обязательные просмотры телепередач.
«Это давалось тяжело. Выбора у тебя нет, ты должен смотреть эти новости, а там рассказывают, как у нас все хорошо, и только на Западе все плохо. А это очень не сходится с теми условиями, в которых ты находишься. И с тем, за что ты там оказался».
«Вести календарик и зачеркивать в нем дни — это форма безумия». Освобождение
Дни до освобождения Андрей не ждал и не считал, как и старался лишний раз не думать про «прошлую жизнь».
«Вести календарик и зачеркивать в нем дни — это, как по мне, форма безумия. У меня уже был опыт ожидания в армии, где у меня списали год жизни. Я старался просто плыть по течению и вообще не думать про то, сколько мне плыть. Это все вышло на передний план только за полторы недели до освобождения. Меня даже не посещали мысли вроде: "А сколько там мне осталось". Чем меньше ты об этом думаешь, тем быстрее проходит время».
Андрей вышел на свободу 27 мая 2025 года. Друзья забрали его под воротами могилевской колонии и отвезли домой.
«В первые дни ты просто наслаждаешься жизнью. В удовольствие даже просто пройти по городу — идешь в наушниках и наслаждаешься фактом, что ты спокойно идешь, тебе никто не указывает, что ты наконец сам решил, куда и когда тебе нужно».
Через 2,5 месяца он уехал из Беларуси: не потому что хотел, а потому что после заключения понял, как легко система может подмять под себя человека. Постоянные проверки и визиты милиции домой только укрепили его в таком выборе.
«Захотят они провести референдум или выборы, а ты уже находишься в списке людей, народца, который может им помешать. Будет новый приказ — закроют по новому делу, а сделал я что-то, или нет — им не важно».