«Государство заглатывает своих граждан». Политзаключенный биолог Сергей Шелег помогал детям с тяжелыми заболеваниями и получил 8,5 лет колонии за помощь во время протестов

«Несколько человек в отряде умерли»

Биолог Сергей Шелег, осужденный на 8,5 лет колонии за донаты, в заключении подписался на газету «Медицинский вестник». Из нее он узнал о пересадке костного мозга мальчику с мукополисахаридозом — редким генетическим заболеванием. Перед задержанием Сергей добивался, чтобы ребенка включили в международные гуманитарные программы и он получил укол специального препарата в срок. Эта инъекция влияет на успех операции. Из газеты политзаключенный узнал, что коллеги из РНПЦ детской онкологии, гематологии и иммунологии успешно провели операцию.

Шелег 15 лет проработал в Институте гематологии в Минске, до задержания работал в представительстве крупной иностранной фармацевтической компании. Политзаключенный рассказал, какое впечатление оставила медпомощь в колонии:

«В моем отряде было много людей с хроническим заболеваниями, и это жуткое зрелище. Какая-то помощь там есть, но колония — не то место, где с многими болезнями можно справиться. Несколько человек за время моего нахождения в отряде умерли. Там есть осужденные, которым около 80 лет, у которых срок 10 лет или около того. И с большой долей вероятности эти люди вряд ли увидят свободу — учитывая, как стандарты медицинской помощи там далеки от современных».

Сам Сергей попал в колонию с артериальной гипертензией и получал лечение — примерно такое, как и до задержания. В колонии он придерживался стратегии — выжить, сохранить себя и выйти на свободу, несмотря на огромный срок:

«Я настраивался на длительную дистанцию, поэтому старался рассчитывать свои силы».

Из-за пенсионного возраста Сергей уже не работал в колонии, и, когда все заключенные уходили на фабрику, оставался в отряде. Старался хотя бы полчаса в день посвятить упражнениям на спортивной площадке — для того, чтобы вернуть и поддерживать форму.

«Режиссеры от прокуратуры»

В остальное время Сергея в колонии было наполнено проверками: у него их было пять — из-за постановки на 10-й профучет (как «склонный к экстремистской и иной деструктивной деятельности»). Все построения для проверки проходили на улице — как в жару, так и в снег, хотя потребности в этом не было. Могли случаться дополнительные проверки (вдобавок к ежедневным пяти) — в том случае, если из колонии выезжала загруженная машина, и в ней теоретически мог кто-то спрятаться. Кроме проверок, заключенных регулярно водят на «воспитательные» мероприятия — лекции и просмотры фильмов.

«Доминируют ролики и темы, связанные с геноцидом беларуского народа. Эта тема начинает вызывать какое-то особое раздражение — ты хочешь, чтобы тебе этого больше не показывали. Смотреть пятый или шестой раз один и тот же страшный ролик… ты забываешь про преступления фашистов, ты просто думаешь — ну сколько можно уже. Подтекст понятен: те, кто в 2020 году принимал участие в протестах, а потом уехал — "прямые идеологические потомки тех, кто осуществлял геноцид беларуского народа". В этих роликах рисуют прямую связь и этого не скрывают. Режиссеры от прокуратуры».

Если в колонии сложился «идеальный день», то кроме проверок от заключенного на пенсии больше ничего не хотят. В такие дни можно было сварить себе кофе или какао, приготовить что-то из продуктов, переданных родными или купленных в отоварке, почитать книгу или журнал. Сергей надеялся, что сможет выйти раньше, чем истечет срок по приговору, и хотел оставаться в курсе профессиональных новостей.

«Я и тогда, и сейчас надеюсь, что еще пригожусь в системе здравоохранения Беларуси, учитывая мой опыт и многочисленные международные связи. Я еще сумею быть полезным людям. Последние годы занимался проблемой редких генетических заболеваний. Грешно было бы не использовать полученный опыт».

«Был бы у беларуского КГБ сайт с отзывами, я бы поставил им высокую оценку»

Сергей оказался в колонии из-за желания помогать людям — его задержали за донаты на сборы инициативы «Страна для жизни», BYSOL, NEXTA, BYPOL. До задержания в 2023 году он понимал, что рискует, оставаясь в Беларуси. Планировал уехать вместе с семьей в США, но не успел решить вопрос с документами.

«Я планировал выезд еще даже до пандемии. Завершал дела и думал, как организовать переезд в США для своей жены и младшего сына. Процесс шел, я не спешил и не воспринимал угрозу задержания как очень вероятную. Я понимал, что репрессии существуют, но не думал, что они коснутся и меня. Мне тогда казалось, что для того, чтобы запугать общество, не обязательно осуществлять свои угрозы "достать всех из-под плинтуса", достаточно просто об этом говорить. Просчитался».

Сотрудники КГБ пришли к Сергею домой. Он с женой и сыном поздно вечером вернулся с отдыха в Друскининкае, а утром в дверь позвонили.

«Все было скучно и буднично, без спецэффектов. Пришли молодые люди и я понял, что закончилась моя жизнь на свободе. Не знаю даже, как это было, я спал. Меня разбудила жена, сказала "У нас гости". Гости были достаточно вежливыми, даже представились. Никто не ждал, что я буду сопротивляться. Все очень вежливо. Так что, был бы у беларуского КГБ сайт с отзывами, я бы поставил им высокую оценку. Не пять, есть и более деликатные службы. Минус только за то, что они задавали вопросы моему 9-летнему сыну, что я считаю недопустимым. Так что — четыре звезды».

«Дегуманизация всех несогласных»

До СИЗО биолога поместили на 10 дней в изолятор на Окрестина. Сергей много читал об условиях содержания в изоляторе, но считал, что медиа преувеличивают ужас происходящего там.

«Точное совпадение с тем, как это описывали. Шокировало все — от условий, куда помещены люди, до сотрудников, которые там работают. Это законченные садисты, которым, при этом, многое позволено. Я не был свидетелем избиений, но, думаю, они вполне могли бы устроить нечто подобное. Палач — слово, которое мне приходит в голову, когда я говорю об этих людях. Палачу проще, если он считает свою жертву предателем, злом, не человеком. На Окрестина оно так и работало: шел процесс дегуманизации всех несогласных. В остальных местах такого не наблюдалось. Там ко мне уже относились как к человеку, а не как к воплощению зла, которое нужно изводить огнем и мечом».

После Окрестина политзаключенного перевели в СИЗО на Володарского. Спустя пять месяцев после задержания, Сергею предъявили обвинение по статьям о финансировании терроризма и экстремистской деятельности. Стало понятно, что срок, на который его осудят, будет огромным.

«Конечно, мне было тяжело вынести такое обвинение, я особо своих эмоций не проявлял, старался держаться. Было тяжело думать про жену и сына — это же потрясение и для них. Моя жена тоже очень хорошо держалась. Наверное, плакала и кричала, когда была одна, но на людях была стойким оловянным солдатиком».

В СИЗО у Сергея было несколько коротких свиданий, где он смог увидеться и поговорить с женой через стекло по телефону. Один раз на свидание супруга Шелега взяла сына. Сейчас Сергей говорит, что это был самый тяжелый момент за время его заключения.

«Тогда я конечно проявил слабость, даже пустил мужскую слезу. Дети растут, ты их любишь, и растут они без тебя. Какая-то часть жизни уходит, ты не можешь радоваться жизни вместе с ним, смотреть на жизнь его глазами. Играть с ним в футбол или баскетбол, наказывать за плохие оценки в школе, это тоже часть жизни».

«Только сейчас начинаю хоть немного радоваться жизни»

Сергея осудили в марте 2024 года. Поддержать его в суд пришли жена и друзья.

«В книге "Левиафан" государство описывается как некое чудище, которое заглатывает своих граждан. У меня было точное такое же ощущение — меня проглотили, и я иду по рутинной тропе из пасти в пищевод, желудок и так далее, по необъятному пищеварительному тракту этого зверя».

Оказавшись в колонии, Сергей продолжал верить в то, что выйдет на свободу раньше срока.

«Я не воспринимал свой срок как жесткую данность, верил в изменения, которые происходят вокруг нашей страны и внутри нее и считал, что с какой-то долей вероятности я окажусь на свободе раньше».

Так и вышло, Сергея вместе с еще 13 политзаключенными освободили и вывезли в Литву после визита в Беларусь спецпосланника США Кита Келогав в июне. Сергей говорит, что инициатором процесса включения его в этот список стал его старший сын, который живет в США.

«У него были контакты с представителями американской государственной машины, он сейчас на связи с людьми, работающими в американском посольстве в Литве. Кроме того, в моем окружении есть люди, которые работают в разных сферах. В том числе в сфере прав человека, они помогли с контактами в США — к кому можно было бы обратиться по этому вопросу. Это была работа, в которую были вовлечены несколько человек. И большое спасибо им за это, потому что мой сын действовал не наугад, не просто слал письма в конгресс — "помогите, пожалуйста". Он знал, к кому обращаться. Сработала сеть человеческих контактов и солидарности».

Когда его везли из колонии в СИЗО КГБ, а потом к границе с мешком на голове, Сергей ждал подвоха.

«Пока ты там, от администрации колонии всегда ждешь чего-то плохого. Любые контакты с сотрудниками потенциально опасны и воспринимаются как угроза, любая новость от них — тревожная. Поэтому и все, что происходило тогда, я воспринимал как угрозу и думал о худшем».

В первые дни после освобождения Сергей не мог радоваться случившемуся.

«Даже когда все случилось, я не смог испытать ликования. Только сейчас начинаю хоть немного радоваться жизни. Сказываются два года в условиях, которые подавляют психику».