«Менты поняли, что меня так просто не сломать». Политзаключенный блогер Vadimati — про 3 года колонии в «низком статусе»

Вадим открыл сбор на сайте фонда Bysol, для того, чтобы продолжить лечение после колонии. Помочь ему можно по ссылке (не с беларуской карты).

«Мужу своему передай, пусть заткнется». Давление на близких

Сентябрь 2024 года, Гродно. 40-летний блогер Vadimati — Вадим Ермашук — пришел отдать передачу в ИВС. Там сидит его парень Денис. Его сильно избили при задержании, вышедшие сокамерники рассказали, что два дня он почти не вставал. Вадим считает, так сотрудники ГУБОПиК хотели надавить на него: чтобы молчал, ничего не постил в инстаграме и не рассказывал про условия в бобруйской ИК-2, из которой недавно освободился.

«Говорили что-то типа: "Мужу своему передай, пусть заткнется"».

Вадим отбыл 3 года колонии по обвинению в надругательстве над госсимволами и оскорблении Александра Лукашенко. В колонии блогер находился в «низком статусе», так «решила» администрация.

Вадим — гей. Встречается с Денисом 10 лет. Он раздумывал о каминауте, но попав за решетку, стал жертвой аутинга со стороны силовиков.

«Делайте что хотите, вам за это отвечать». Видео

В 2021 милиционеры задержали блогера в Щучине в Гродненской области, куда он приехал встретиться с подписчиками и снять ролик. Сначала осудили по административной статье, арестовали на 15 суток. Потом — еще три административки. А дальше — визит следователя, который объявил, что Вадим — подозреваемый по уголовному делу.

Спустя некоторое время в камеру к нему пришли несколько человек: они показали Вадиму скриншоты видео, снятого у него дома скрытой камерой. На видео — секс Вадима с другим мужчиной. Сотрудники предложили ему дать признательные показания, иначе видео опубличат. На раздумья дали пять дней.

«Внешне я был спокоен, взял, посмотрел. Пошутил — вот здесь я плохо получился. Хотя на самом деле это — большой шок. Не мог поверить: как, кто, зачем? Мне дали время подумать, хотя я сразу сказал — можете даже не приходить, делайте что хотите, вам за это отвечать».

Видео опубликовали. Оно появилось в провластных каналах и в стриме у гродненского блогера, ранее работавшего с Вадимом. Вскоре его удалили, сейчас в близких к силовикам каналах есть только упоминания о том, что ролик был.

Вадим не знает, каким образом был снят ролик — скрытой камеры дома он не видел.

«В Гродно мне было легко». В СИЗО в центре родного города

Три месяца Вадима держали в ИВС Щучина, а потом перевели в СИЗО Гродно — его здание прямо в центре родного города.

«Я тогда в письме родным на Новый год шутил, что встречаю праздник в самом центре, в самом дорогом месте города. Там же очень дорого на Новый год снять жилье. А у меня, выходит, бесплатно получилось».

Во время прогулок во дворике на крыше СИЗО Вадим иногда слышал колокола фарного костела, находящегося неподалеку. В такие моменты он молился.

«Просил, чтобы все кончилось, чтобы люди нас спасли. Я не там начал верить, я всегда верил. Просто после колонии разочаровался в православии. Но вообще мне в Гродно было легко, я знал, что я в своем городе, я хотел там быть».

В СИЗО Вадима переводили из камеры в камеру, это всегда стресс для заключенного — от «переезда» со всеми вещами до знакомства с новыми соседями. Однажды он оказался в камере с мужчиной, который провоцировал его на конфликты.

«Я так понял, он получил задание от ментов — кошмарить меня, оскорблять, угрожать, держать в постоянном стрессе. Например — я спал над ним, не дай бог там где-то одеяло где-то свесится — сразу крик. Уборку мы делали с еще одним политическим — он поднял скандал, потому что мы вычистили всю пыль из окошка небольшого. Он может думал прослушку туда поставить, или что. Но через неделю успокоился, видимо, менты поняли, что меня не так просто сломать».

«Впервые видел, как дядя плачет»

Потом был суд. На заседания и оглашение приговора к Вадиму приходили поддержать его близкие и друзья.

«Я тогда впервые в жизни видел, как дядя мой плакал. Тетя очень сильно плакала, у меня за них сердце болело. Денис на приговоре тоже был».

Вадим рос без родителей — мама умерла, когда ему было 11, отца он никогда не видел. Его вырастили тетя и дядя.

Сам блогер на приговор отреагировал иначе: когда его привезли в изолятор, он просто лег спать.

Еще в СИЗО силовики намекали, что отбывать срок Вадиму придется «не так, как всем». А перед «кругосветкой» — этапом — один из них прямо сказал «в статусе тоже можно жить».

«Им прикольно весело, они в понятия играют». Жизнь в колонии

Вадима перевели в бобруйскую ИК-2. В первые дни карантина замначальника колонии сказал ему, что срок он действительно будет отбывать вместе с теми, кто в «низком социальном статусе» — людьми, осужденными за насилие, в том числе над малолетними, а еще — те, кто был неудобен администрации.

По словам Вадима, в колонии «хватало» геев и осужденных за насилие, которые были в «высоком» статусе. Решение про статус заключенного принимает администрация колонии.

«Если в колонии всего было 2000-2300 человек, то "конченых", как они говорили, человек 100-110. Они как будто старались сохранить какой-то процент».

Такой «статус» в колонии означает изоляцию. Люди вынуждены всегда быть отдельно от остальных в отряде, с ними нельзя общаться, едят они за отдельным столом. Большинство заключенных избегают контакта, не здороваются за руку, не принимают продукты или вещи, не дотрагиваются. Во всех очередях «статус» — последний. Из-за этого Вадим редко мог попасть даже на разрешенные ему звонки близким.

Больше всего, вспоминает блогер, он «натерпелся» от молодых парней, осужденных по «наркотическим» статьям:

«Им прикольно, весело, они в понятия играют».

Вадим рассказывает, что не скрывал свой «статус» от близких и писал об этом в письмах из колонии, но они не доходили.

«Меня однажды какой-то чекист спрашивал, зачем я такое пишу. Я говорю — хочу об этом сообщить своей семье. Он спросил, как они к этому отнесутся. Я пошутил: "приду на день рождения после освобождения, попрошу отдельный стол, отдельную посуду, сяду отдельно от всех, что сделаешь". У меня всегда так: когда мне страшно, я шучу и улыбаюсь».

Юмор в колонии помогал переключиться от мрачной реальности.

«Я всегда старался быть на позитиве, шутить, чтобы не поехать окончательно. Однажды представлял, какой был бы ажиотаж, если бы я сторис записал на фоне туалета, на фоне дырки этой — "привет-привет, подписчики-фолловеры". Смеялись все конечно».

Вадим поясняет, что с с драками или сексуальным насилием в колонии не встречался.

«Насилия сейчас там нет. Могут толкнуть, но не больше. Сексуального в том числе, если только секс по взаимному согласию».

По его мнению, ситуацию в колонии изменил 2020 год и последующие события, когда туда стали попадать «политические» — потому что потом они выходят, и откровенно рассказывают об условиях.

«Каждый день тебя в низком статусе кто-то может довести до ручки». Срывы

Иногда заключенные контактировали с Вадимом — тайно общались и брали угощения.

«Втихаря от нас все всё брали, и колбаску, и сигареты. Я там пол-отряда угостил. По их "понятиям" они все должны были быть в "низком статусе"».

Иногда из-за плохого отношения у блогера иногда случались срывы.

«На звонке с тетей однажды меня понесло, я просто разное в трубку кричал: что я человек, что я люблю Дениса, что мразей, которые меня мучают, нужно расстрелять. Что я — политический, что б они там не говорили. Мой звонок, конечно, оборвали».

Он даже задумывался о самоубийстве — выпрыгнуть из окна на третьем этаже барака.

«Там такая жизнь, что каждый день тебя кто-то может довести до ручки».

Испугавшись таких мыслей, Вадим обратился к психологам в колонии. Ему ничем не помогли, однако за окнами стали следить лучше: их закрыли, а ручки выкрутили и убрали.

Три раза Вадим попадал в ШИЗО. В первый раз для него это было облегчение — побыть вдали от людей, которые над ним издеваются. Второй и третий раз он тяжело перенес холод карцера, сказалось его состояни здоровья.

«Хорошо, что там были ребята, которые мне помогали. Был один "наркоман", тоже из "статуса", он мне давал накрыться свою робу и полотенце, когда видел, как мне плохо. А это большая радость, когда в такой холод у тебя два полотенца — одно на голову, вторым ты можешь хоть как-то тело накрыть».

«Мы тебя лечить не будем». Проблемы со здоровьем

Блогер предполагает, что самочувствие в колонии испортилось у него из-за онкологического заболевания кожи. Его жалобы в ИК игнорировали, но во время обследования, проведенного уже после заключения, врачи нашли у него меланому.

«Было просто пятнышко за ухом, оно переросло в родинку, стало серым. Мне ее три раза в зоне повреждали, когда стригли налысо, кровь текла».

После заключения Вадим перенес две операции по удалению паховых грыж, которые, вероятно, возникли из-за тяжелой работы со строительным мусором.

«После тюрьмы организм был очень ослаблен, вылезли все проблемы. Я просил что-то сделать и там, может операцию какую, как-то мне помочь, думал у меня защемление. Но начальница медчасти сказала "Мы тебя лечить не будем". А самое интересное, что и помогали, и лечили, и вывозили, но только всяких там убийц, коррупционеров. Но не политических».

Список в голове

Вадим запомнил имя и фамилию начальницы медчасти, силовиков и других заключенных, причастных к издевательствам над ним. Такой «список Арьи Старк» он держит в голове и надеется на справедливый суд над ними со временем. В колонии у Вадима был блокнот, куда он успел записать пять фамилий. Записи у него нашли и забрали, а блогер для надежности стал фамилии просто запоминать.

«Вадимка, ты долбоёб»? Попытки вербовки

Перед освобождением время в колонии очень замедлилось, вспоминает Вадим. На свободу блогер выходил из ШИЗО. Туда его поместили после того, как он отказался сотрудничать с сотрудниками ГУБОПиК, приехавшими к нему в колонию на разговор.

Те, вспоминает Вадим, спрашивали, на свободе он будет «с ними или против них». О своем визите Вадиму они приказали молчать.

«Я говорю им — я так решить не могу, мне с дядей нужно посоветоваться. А они "Вадимка, ты долбоёб? Все, что сейчас происходит, должно быть секретно". Я говорю блин, ну я не могу дать гарантии. Ты ж тоже жене на ушко можешь что угодно шепнуть».

«Дорогу до дома не выдержал бы». Освобождение

Из колонии Вадима встречали друзья. Говорит, выглядел плохо — вымотанный, сильно похудевший.

«Думаю, я даже дорогу до дома не выдержал бы. Поэтому они сняли квартиру в Бобруйске, я помылся нормально. Потом в домик под Минском, там отдохнули, я в ту ночь даже в караоке попел, и "Войны света", и "Грай", и все, что я хотел. Отвел душу. И выпил даже, бутылочку пива, я любил "Аксамітнае". Но мне тяжело было, после него был никакой. Это уже, видимо, давала о себе знать моя болезнь».

Первое время после освобождения было наполнено встречами и общением, Вадиму очень хотелось ходить, разговаривать. Спал по два часа в сутки. А потом начались больницы — обследование, несколько операций.

В больнице блогер снова завел страницу в инстаграм, хотя предполагал, что силовикам это может не понравиться.

Несколько раз к Вадиму обращались родные политзаключенных — спрашивали, как лучше поступить в разных ситуациях, что и как передавать.

«Пока я был (в Беларуси), семей пять ко мне обратились, они потом тоже мне помогли. И морально, и финансово. Мама одного политзаключенного просто в карман деньги совала. Я говорю, успокойтесь. А она говорит — надо, надо. У них самих беда, а они мне помогают».

«Это был четверг или пятница, а в понедельник я уже убегал». Срочный отъезд

Силовикам, говорит Вадим, не понравилось, что вокруг него снова стали собираться люди. Тогда же пришли к Денису. Дома провели обыск, избили, заставили сказать, что подписывался на «План Перамога», и отпустили под подписку о невыезде, перед этим продержав 10 дней в ИВС.

Блогер говорит, что до последнего не хотел уезжать, и в 2024, и в 2021 году, думал — «если уеду, то самый последний, и, что называется, выключу за собой свет».

«В один день я прихожу домой, и в почте лежит письмо из прокуратуры. Мы хотим признать ваш аккаунт экстремистским. Вот, будет суд. Это был четверг или пятница, а в понедельник я уже убегал».

Сейчас Вадим в Варшаве, его парень тоже уехал.

«Не факт, что у нас дальше что-то сложится. Но это уже история. Но даже если ничего не получится — все равно мы останемся хорошими друзьями. Не чужие друг другу люди. Отсидка и вся эта ситуация, конечно, сказались на отношениях. И в лучшую, и не в лучшую сторону. Посмотрим, время расставит все на свои места».

Редактор: Зоя С.