«Патрыярхат, табе пізда». История политзаключенной феминистки Дарьи Афанасьевой

«После освобождения хочется просто лечь и лежать. Или тусить в клубе»

— Это просто украденная жизнь. Меня задержали 27 декабря 2021 года, и я [будто] вышла в 27 декабря 2021 года. Мне все еще 26 лет, у меня нет осознания, что мне 29, что сейчас 2024 год, и что все это время что-то происходило. Потому что в моей жизни ничего не было, я просто была на паузе, — рассказывает Дарья.

Она освободилась из колонии в конце марта 2024 года и уже через три недели уехала в Польшу. Уехать ее просили подруги, но и сама беларуска опасалась, что снова окажется в заключении.

«Приходишь отмечаться с пустым телефоном, но и его регулярно проверяют, вопросы задают. А покажите, с кем вы общаетесь, а чем занимаетесь. Звонили мне как-то, спрашивали, что я буду делать с блогом, даже не представились. Я после такого даже начала собирать тревожный чемоданчик на всякий случай».

Уезжать Даше не хотелось — слишком большой стресс сразу после освобождения.

«Представь, ты после колонии, у тебя стресс, а тут не побыть толком с родными, потому что бежать, эвакуация, новая страна. Очень много всего для психики, а после освобождения какое-то время хочется просто лечь и лежать. Или тусить в клубе. В общем — нормально жить, а тут столько всего еще предстоит».

«Я для них идеально вписалась в стереотип про толстую волосатую феминистку с котами»

В день задержания Дарья заехала с работы домой на обед. В дверь громко постучали — оказалось, силовики в шлемах и бронежилетах. Они искали у активистки милицейский щит, с которым она фотографировалась на одном из маршей.

«Я в полном коматозе, не понимаю, что происходит. Думаю — ну, ищите. Нашли у меня пару плакатов, пару флагов, в том числе и радужный (ЛГБТК+ — МЗ). На это они даже вызверились больше, чем на бчб».

«Говорили — раз у тебя такой флаг, то семейное положение тогда напишем "не жената", — говорит Дарья. — Так, кстати, в протоколе и написали. Наверное, хотели меня таким образом обидеть. Все разговоры про это были. Я для них идеально вписалась в стереотип про толстую волосатую феминистку с котами».

Живоглот и Пицца

Котов у Даши двое — Живоглот и Пицца. Живоглота Дарья забрала из приюта незадолго до задержания.

«Ко мне пришли, на пол кладут, я а кричу — закройте двери, у меня коты. Потому что дверь нараспашку, они же могут испугаться и убежать».

Беларуска добилась, чтобы обыск в ее квартире проводили «с учетом котов»: пока силовики выворачивали содержимое шкафов в одной комнате, Живоглот и Пицца были закрыты в другой, где их никто не беспокоил.

«Когда забирали, я потребовала, чтобы мне дали возможность воды и еды им оставить, потому что непонятно, когда станет известно о моем задержании, когда мама сможет прийти и их покормить».

В заключении Дарья очень скучала по питомцам, родные присылали ей их снимки.

«А еще Оля Горбунова просила в инстаграме, чтобы мне присылали фотографии котов. Я вообще кошатница: спасала, брала на передержку. Девочки разные через маму передавали мне фото котов, какие-то смешные картинки с ними. Было очень приятно».

На время заключения коты Дарьи переехали к ее родителям. После освобождения и до отъезда девушка тоже жила у них.

«Живоглот и Пицца меня сначала не узнали, но со временем заняли свои позиции в моей кровати: Пицца у головы, Живоглот у ног. То есть как и два с половиной года назад».

«Матрас есть, передачи будут, что еще надо?» СИЗО

После задержания Дарья 10 суток провела в изоляторе на Окрестина — в антисанитарии, без постельного белья и матрасов, и почти без сна.

«Нам не давали даже прокладок — давали вату. Не давали хлорки, чтобы нормально вымыть камеру. Никакой одежды, кроме той, что есть на тебе».

После Окрестина активистку перевели в СИЗО — по уголовному делу о грубом нарушении порядка.

«И вот когда мне выдали матрас, я иду по "продолу" и думаю — жизнь удалась. Матрас есть, передачи будут, что еще надо?» — вспоминает Дарья.

В СИЗО бОльшая часть ее сокамерниц ожидали суда по политическим делам. Те, кого задержали за протесты, как и Дарью, не верили, что им могут назначить колонию.

«Мы все там переживали за такую ерунду — кто-то из-за того, что пропустил новогодний корпоратив, я — из-за того, что пирсинг зарастет. Всерьез никто не понимал, что нас дальше ждет. Мысли такие: это какая-то ошибка, не могут меня лишить свободы за такую ерунду, тем более — на такой срок. Все думали, что это будет либо домашняя химия, либо"химия с направлением в Польшу"».

Сейчас условия в СИЗО Дарья называет «практически санаторием», хотя в моменте ей так не казалось. Девушка болеет астмой. Соседки заботились о ее здоровье и курили по графику — так, чтобы дым не стоял в камере постоянно.

«Мои девочки молодцы, пересмотрели расписание. Иногда даже было такое: вот тебе завтрак в постель, только не вставай, дай спокойно покурить в туалете».

Пока Дарья была в СИЗО, началась полномасштабная война в Украине. После 24 февраля 2022 года все свободное время заключенные смотрели новости по телевизору в камере.

«У нас было просто дикое расписание — в семь новости тут, в восемь новости там. Потом посмотрели Скабееву, потом "Панорама" вечером. Обсудить все это. Мы были очень жадные до новостей».

Плакат «Патрыярхат, табе пізда». Суд

Адвокат сказал активистке, что ей, вероятно, назначат именно лишение свободы и нужно к этому готовиться. В ее деле было много эпизодов: женские и воскресные марши, акции протеста в будние дни.

«Мы сидим с адвокатом, он говорит: "Даша, соберись, сколько у тебя было эпизодов?" Я говорю — у меня, походу, были все эпизоды».

В деле Дарьи была и ее характеристика: про активизм, лекции о мизогинии, сексизме и женском лидерстве, акциях в поддержку принятия закона о противодействии домашнему насилию.

«Я читаю эту характеристику и говорю адвокату: так это же круто, смотри, какая я классная. А он отвечает — нет, это они интерпретируют с негативной стороны. Я так удивилась, даже не поверила сразу».

Судили Дарью в открытом режиме, но, по ее словам, о дате суда стало известно поздно и никто не успел попасть на заседание.

«Страницу обвинения по каждому маршу зачитывали отдельно, а их было 11 или 12. И там почти одинаковый текст. У меня был эпизод, когда я выходила с большим плакатом "Патрыярхат, табе пізда". Судья не смогла почему-то зачитать эту фразу вслух. Мне принесли фотографию, чтобы я подтвердила, что это я. Ну я конечно подтвердила, и надпись на плакате прочитала вслух. Жуткое желание было это в суде сказать».

Судья назначила активистке 2,5 года колонии. До обжалования приговора девушка еще несколько месяцев провела в СИЗО, а потом ее перевели в гомельскую ИК-4.

Ложка в кармане, ухудшение здоровья и кокос в магазине

В колонии началась рутина. Сон на верхнем ярусе кровати, утром заправить ее «конвертом», умыться, одеться, после — на завтрак и на работу на фабрике. Обед, потом снова на фабрику, далее ужин и спать. Между всем этим — много построений и проверок.

«Перед выходом на фабрику, перед обедом, после обеда, перед уходом с фабрики, вечером и для "экстремистов" — еще несколько дополнительных».

Дарья говорит, что такие проверки разбивают свободное время — вроде бы пришла с фабрики в 16 и есть возможность выпить кофе, написать письмо или почитать книгу, но вместо этого приходится стоять на плацу в ожидании построения.

Быт в колонии — это набор странностей, которые непонятны человеку в обычной жизни, объясняет активистка. Например, осужденные всегда носят в кармане ложку.

«Ложку тебе дают, когда приезжаешь в колонию, но можно иметь и свою, потому что там такой материал у ложки, что просто убивает зубы. Она постоянно в кармане, на работу ты идешь с ложкой, потому что на обед ты идешь с фабрики. В столовой ложки не выдают. Сшить чехол для ложки нельзя, потому что это будет уже использование ресурсов фабрики в личных целях».

Из-за жары и пыли в цехах фабрили у Дарьи ухудшилась астма. Девушка перешла на стероидные ингаляторы, они стали нужны ей чаще. Иногда ингаляция не помогала купировать приступы астмы — тогда Дарью вели в санчасть и делали уколы. Кроме того, в колонии не хватало витаминов, а получить их было сложно.

«Только по специальному назначению, и его нужно постоянно продлевать. Это при том, что в магазине на огурцы и помидоры никогда не попадешь. Если получится купить, то это счастье. Я уже не говорю про фрукты. Зато есть кокос. Последние полгода он так и лежал, никому там нафиг не нужный».

Сложнее всего в колонии было просыпаться и осознавать, что впереди снова день в заключении.

«Просыпаешься, а осознание так и не приходит до конца: я в тюрьме, лишена свободы. Я вижу этот троллейбус, но не могу на нем проехаться. Отсутствие выбора — ты не принадлежишь себе. Ты не можешь надеть то, что хочешь, не можешь даже пойти в туалет, когда хочешь. Ты ничего не решаешь. Даже решить, какое носить белье, ты не можешь — трусы и носки тебе покупают мама или подруги. За тебя решают всё: во сколько ты ешь, что ты будешь смотреть по телевизору, и все остальное».

«Неужели вот так легко в вас все человеческое убить». Солидарность в заключении

«Однажды у нас красили отряд, и я там просто не могла находиться — задыхалась. Пришла в санчасть, а там говорят — нет показаний оставить вас тут, вы ж прямо сейчас не задыхаетесь. То есть сначала у меня должен был случиться приступ, чтоб я к ним полуживая пришла. Мне было так стрессово, что просто речь отняло. Со мной была Катя Бахвалова, и вот Катя доказывала им, что мне в отряд нельзя. У нее потрясающее самообладание, потому что меня просто трясло от абсурдности ситуации».

Солидарность среди осужденных женщин запрещена. И одновременно с этим неискоренима, говорит Дарья.

«Нам, политическим, даже нельзя поделиться едой. Меня лишили длительного свидания за то, что я поделилась мороженым», — рассказывает активистка.

Несмотря на это, женщины все равно стараются поддерживать друг друга.

«Такое было: у девочки случилось горе, ей сообщили об этом во время звонка. Я начала ее обнимать и успокаивать, а в это время мимо проходят контролерши и начинают орать: "Какого черта у вас там происходит, и почему вы обнимаетесь". Думаешь — блин, неужели вот так легко в вас все человеческое убить. Это же так важно — приобнять, поддержать человека».