«Как собеседование». Экс‑политзаключенный рассказал, как в колонии предлагают писать прошение о помиловании

«Относились настороженно, думали, это может быть уловкой»

По словам Сергея, в июне некоторых политзаключенных из его колонии начали вызывать «прокуроры» и говорили с ними о помиловании.

«Сначала все было на уровне слухов: видели в ИК "каких-то людей". Но туда постоянно кто-то приезжает: следователи, прокуроры, УСБ. Ведут беседы, берут показания. А потом информация стала распространяться по цепочке, что вот, говорят про помилование, одного вызвали, он другому рассказал и пошло».

Тогда речь шла о нескольких подобных «вызовах».

«Относились настороженно, думали, что это может быть уловкой. Якобы проявят жест доброй воли, скажут "Ребята, пишите", что-то пообещают, но в итоге никого не освободят».

Потом, как говорит Сергей, вызывать на разговор и уговаривать написать прошение о помиловании стали «массово». Однажды в «штабе» собрали «на разговор» около 30 человек с «экстремистским» профучетом. Сергею такого предложения не поступило, но он общался с несколькими заключенными, бывшими на такой встрече.

«Те, кто там был, рассказали, что это было как собеседование. Приезжает "серьезный дядя милиционер", смотрит твое дело, задает вопросы по делу, по твоему преступлению. Ты комментируешь свои поступки, почему сделал так или иначе, почему написал комментарий или выходил на протесты. По итогам этого разговора он решает, стоит тебе выйти раньше, или нет».

Политзаключенный, бывший с Сергеем в одном отряде, на беседе с прокурором сказал, что ходил на протесты, но его действия «не носили насильственного характера и это был только мирный протест, ничего плохого он не сделал». Прокурор ответил ему, что ничего предложить не может.

Текст прошения — «отсебятина»

«Это не какой-то там официальный бланк с утвержденным текстом, а просто "я, такой-то, поддерживаю конституционный строй Республики Беларусь, действующую власть и впредь законы нарушать не буду", что-то такое. Это не то прошение о помиловании, когда нужно написать автобиографию, взять характеристику у начальника отряда и еще кучу документов. И ждать потом полгода».

Были и те, кто отказывался писать прошение. По словам Сергея, в соседнем отряде одному политзаключенному оставалось около года срока, и он не стал писать прошение, сказал, что не согласен на такое.

«Вроде бы на него особенно не давили, я не слышал об угрозах, если не подпишешь эту бумагу. Наоборот, обращают внимание на семью: вот, есть у тебя жена, есть дети, они тебя ждут. Большинство соглашаются. Многие ждут, что им предложат, хотят выйти раньше, но еще немного торгуются с совестью, не просят сами. Я лично считаю, что даже и полгода [уменьшения срока заключения] — это весомый срок, и никого судить за такие намерения или поступки не буду».

Вызывают тех, кто признал вину

Тем политзаключенным, кому предлагали обратиться с прошением о помиловании, оставалось сидеть меньше года. Ни у кого из тех, с кем общался Сергей, них не было «особых проблем со здоровьем».

«Еще была информация, что в первую очередь вызывали и предлагали написать такую бумагу тем, кто признал вину в суде. Это, кстати, можно сделать уже и в колонии. Есть такая процедура: через заявление на имя начальника отряда».

Людей, помилованных через прошение, отпускали внезапно, чтобы не привлекать к этому внимание.

«Просто утром приходит милиционер, говорит забирать вещи и уводит куда-то, то ли в ШИЗО, то ли в штаб. Не сразу за ворота. Мы узнавали про освобождение людей уже позже. Это не очень удобно, потому что ты не можешь предупредить родственников, тебя некому встретить, нет телефона, чтобы позвонить, чаще всего нет денег — только копейки на дорогу, которые выдаются в ИК».

Беларус точно не знает, сколько людей отпустили через такую процедуру из колонии, где он был, но предполагает, что речь может идти про пять или шесть человек.