Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона
33-летний гродненец Олег обозвал знакомого милиционера в чате «уродом» и забыл об этом, но вскоре оказался в суде. Сначала он получил домашнюю химию, а потом прокуратура оспорила это решение и наказание Олегу ужесточили, несмотря на беременность жены. Бывший политзаключенный рассказал «Медиазоне» о «блатной» работе и первой встрече с сыном.
— «Все за меня переживали, я не мог ни спать, ни есть, чуть ли в туалет ни ходить», — цитирует Олег слова милиционера, про которого написал комментарий. — Там такой бред был, как будто он с войны вернулся первой чеченской. Серьезные были травмы душевные у человека от слова «урод».
Олег назвал «уродом» майора милиции — своего ровесника, с которым был знаком еще со школьных лет. Его фотографию опубликовали в чате «Страны для жизни», а Олег прокомментировал ее «на эмоциях» после того, как увидел кадры с протестов.
Намеренно «оскорблять» милиционера он не собирался, просто «написал и забыл». В телеграме Олег был подписан своим именем, не скрывал телефон и фотографию на аватарке. Вскоре гродненцу позвонили из милиции: сказали, что его комментарий отправят на проверку. После с ним связался уже Следственный комитет.
На Олега завели уголовное дело об оскорблении представителя власти и отпустили под подписку о невыезде. В декабре прошел первый суд, но дело отправили на доработку — не хватило результатов лингвистической экспертизы. Вскоре Олег с женой узнали, что ждут ребенка.
— Сначала были мысли убежать через границу, но когда мы узнали, что супруга беременна, я подумал, что они ее затюкают своими допросами. Не дай Бог что-то случится, я бы себе не простил. Поэтому мы решили дождаться вердикта.
Через несколько месяцев суд продолжился. Милиционер попросил «не наказывать» Олега, но это не помогло. Гродненцу дали год домашней химии и штраф, хотя прокурор хотел, чтобы его отправили в исправительное учреждение открытого типа, то есть на химию.
— Мы прикрепили документы, подтверждающие беременность жены. Возможно, это для суда сработало. Судьей была женщина. На втором заседании мне казалось, что мы с сотрудником милиции были на равных условиях. Не было перевеса в его сторону: что он блюститель закона, а я тут такой экстремист.
Прокуратура решила обжаловать приговор, чтобы отправить Олега на химию. Супруги надеялись, что решение оставят в силе.
— Я считал, что не сильно кого-то оскорбил. Но, как посмотришь, сейчас за лайки и эмоджи какашек садят. Думаю, что я легко отделался.
На апелляцию жена Олега пришла уже «с животиком». В судебной коллегии было трое мужчин с «сухими лицами» — увидев их, супруги поняли, что приговор заменят.
— Адвокат попросил милиционера приехать и на этот суд, попросить не наказывать. Предложили оплатить дорогу, привезти его, но он отказался. Сказал, что руководство не поймет, если он поедет, и накажет его, — рассказывает гродненец.
Олегу дали год химии.
— Ёкнуло, обвалилось все как-то. Я понимал, что уеду и оставлю жену, которая в ближайшее время родит. Жена плакала очень. Конечно, все расстроились. Но вышли, выдохнули. Жена сказала: «Хорошо, что год».
Через пару недель гродненец приехал на химию в другом конце Беларуси.
— Я все время с бородой ходил, мне сразу сказали побриться. Сразу все электроприборы забрали — начальник химии должен подписать разрешение, чтобы им можно было пользоваться.
Олега поставили на «экстремистский» профучет — на кровать повесили желтую бирку. «Профучетники» чаще проходили проверку на алкотестере, редко могли выйти в город по выходным и не посещали мероприятия вроде экскурсий и походов в бассейн. В день рождения их не выпускали на работу (чтобы не пили).
— У меня была очень «эрудированная» комната. Не было каких-то разбойников, были образованные люди. Было с кем пообщаться, — говорит бывший политзаключенный.
День Олега проходил так: он работал до вечера, быстро готовил поесть, чтобы успеть до закрытия душа, и общался с родными.
По выходным «химики» ходили на обязательные мероприятия. На них должны были показывать фильмы о вреде наркотиков и алкоголя, но чаще сотрудники на это «забивали».
— Просто закрывали нас в «ленкомнате», включали телевизор и говорили: «Выбирайте канал и смотрите».
Олег говорит, что химия, где он отбывал наказание, была одной из самых нестрогих. Несмотря на «экстремистский» профучет, особого отношения от сотрудников он не чувствовал.
— Ребята, которых переводили с других химий, говорили, что у нас «детский лагерь "Солнышко"». Там была главная вещь — не зарывайся, и тебя не будут замечать. Я знал, что меня ждут дома, что у меня маленький мальчик родился. В моих интересах было, чтобы это быстрее закончилось.
Возвращаясь с обеда в один из августовских дней, Олег узнал о рождении сына. «Из-за всех нервотрепок» ребенок появился на свет на месяц раньше.
— Родился маленький совсем, два килограмма. Жене очень трудно пришлось, она у меня боец. Она очень много перенесла, много всего выдержала. Она вообще молодец, справилась со всем.
Возможность пользоваться телефоном была большой радостью — можно созваниваться с семьей, смотреть фото и видео с малышом, которые отправляли родные: «Вся жизнь по видеосвязи. Хотелось просто рядом быть и все».
Родные приехали на свидание к Олегу вместе с малышом, когда ему исполнилось 8 месяцев. Увидев сына вживую, он заплакал. Ребенок тоже «испугался, заплакал», говорит Олег.
— Я немножко расстроился, что сын испугался. Очень сильно ждал этой встречи и даже не подумал, что может быть такая реакция. Но потом мама очень правильно сделала — погладила меня, показала внуку: не надо бояться, это твой папа. Потом жена подошла, меня погладила, обняла — сын увидел, что меня никто не боится, что я свой. И он меня принял.
На химии Олега хотели отправить работать на завод по производству пластиковых изделий, но он отказался из-за аллергии. Тогда политзаключенного устроли в колхоз на зерноток: «Нам в принципе нравилось — мы работали, особого контроля не было, нравоучений не было, политинформации не было».
Через несколько месяцев экс-политзаключенного повысили до водителя. По меркам химии, это «блатная» работа — дают машину фактически в личное пользование и платят 400-500 рублей.
— Начальник химии очень сильно удивился, когда узнал, кем мы работаем: «Нормальная у вас карьерная лестница в колхозе, может останетесь тут». Он очень сильно переживал, что я уеду куда-нибудь, сбегу.
Однажды Олега остановили сотрудники ГАИ. Это была рядовая проверка документов, и вдруг оказалось, что за время заключения у гродненца истек срок водительских прав. Парень заплатил штраф, лишился должности и получил выговор.
— Начальник сказал: «Я не могу по-другому никак поступить», поэтому мне дали трое суток ШИЗО.
Олега перевели в животноводы — это была обычная грязная работа, рассказывает он. Одна из самых простых обязанностей — пасти коров. В теплое время года это было даже приятно.
Когда гродненец вышел на свободу, его сыну был почти годик. Олега ждали на прежней работе, но он попросил пару недель побыть с семьей — хоть немного нагнать упущенное из-за химии.
Олег говорит, что опыт заключения не сильно повлиял на него психологически — срок был не очень большим и повезло с окружением. Какое-то время семья жила Беларуси, но вскоре супруги начали потихоньку готовиться к отъезду.
— Было страшно оставаться. Ты же все равно ходишь отмечаться в милицию. Я не мог знать, что им стрельнет в голову.
Я проверил здоровье — после колхоза надо было походить на массаж, потому что поясницу потянул там. Надо было проверить зубы, делали доверенности — такие вот вещи стандартные.
Он уехал в Польшу около года назад. С жильем и работой — гродненец работает в такси — поначалу помог товарищ. Через несколько месяцев к Олегу приехала жена с ребенком, сейчас семья живет в Гданьске.
— Мы влюбились в этот город, нам здесь комфортно и хорошо.