Иллюстрация: Алиса Ястребова / Медиазона
В 2021 году мать и дочь Елену и Викторию Лыскович осудили по брестскому «хороводному делу». Суд приговорил женщин к полутора годам ограничения свободы с направлением — то есть химии. Там осужденные живут в общежитиях под присмотром милиционеров и выходят на работу — как правило тяжелую и с низкой оплатой — в свободный мир. Лысковичи рассказали «Медиазоне», как работали в больнице и в цеху по производству шнурков.
Осужденная по брестскому «делу хороводов» бухгалтерка Елена Лыскович отбывала наказание в Гродно. Бывшая политзаключенная рассказывает, что в больницах города не хватает младшего медперсонала, и недостаток кадров восполняют за счет «химиков».
— Все работали в разных больницах на самых низкооплачиваемых, на самых трудных, на самых грязных работах. При этом обязанности функциональные выходили за рамки обязанностей санитарки. Выполняли работу медсестры, сопровождающей медсестры, медсестры по кормлению больных, — рассказывает Елена.
Бывшая политзаключенная работала санитаркой в клинико-диагностической лаборатории областного психдиспансера. По должностной инструкции она должна была мыть лабораторную посуду от крови и мочи, проводить ее дезинфекцию и термообработку, убирать помещения отделения.
— Нужно было выучить названия дезрастворов, концентрации. Как они говорили, чтобы мы могли сказать, что делаем, когда придет санитарная служба. Я все смеялась, что первое, что я скажу — меня заставили здесь работать, — говорит Елена.
По факту работы было больше: Лыскович меряла больным температуру и утилизировала отходы лаборатории — этим должны были заниматься фельдшеры, говорит она.
По ее словам, поначалу санитаркам платили надбавку за вредные условия труда, но позже это отменили. С зарплатами был «беспредел ужасающий», говорит Елена. Если больница не укладывалась в фонд оплаты труда, санитаркам урезали ковидные надбавки за часы, когда они были в контакте с больными.
— Это такая категория работников, с которой делали, что хотели. Со мной в том числе. Мне платилась минимальная зарплата где бы я ни подрабатывала, что бы я ни делала.
За месячную подработку в другой лаборатории платят 50 рублей в месяц. Отказаться от нее не получится — заведующая угрожала пожаловаться в ИУОТ, рассказывает Лыскович.
— Ты должен помыть всю посуду, все то, что там в химико-токсикологической лаборатории — алкоголь, наркотики. Какой у тебя остается выбор? Просто идешь и делаешь это за 50 рублей, — говорит она.
Елена уверена, что начальник ИУОТ намеренно устроил ее на самое низкооплачиваемое место, чтобы ей «не за что было жить». По указанию администрации Лыскович работала не «на сутках», а с 8 утра до 5 вечера. Поначалу ей начисляли 380 рублей зарплаты, за полтора года ее подняли до 430. Из них 50 рублей удерживали в качестве платы за коммуналку на химии.
Кроме того, на химии «бесконечно собирали деньги»: на посещение ветеранов, детей в детском доме, престарелых людей.
— Этот недочеловек [начальник ИУОТ] завел себе аквариум с рыбками, нужно было на рыбок сдавать деньги, — говорит Елена.
По словам бывшей политзаключенной, милиционеры могли приехать на работу и устроить обыск в гардеробе, снимая это на камеру. Иногда Елену водили на работу в сопровождении милиции.
— Бывает у них что-то перемкнет, когда наши дни — День Воли, 9 августа, День памяти Чернобыльской аварии. У этих безумцев все эти дни — дни усиленного режима. Приходят и ведут тебя в сопровождении.
Дочь Елены Лыскович Викторию судили по тому же «делу хороводов». Она отбывала наказание на химии в Витебске. Спустя несколько недель девушку устроили на место освободившейся осужденной.
Виктория работала в цеху по производству резиновых шнурков на предприятии «Промимпериал»: меняла нитки и резинки на станке, когда те кончались. В помещении одновременно работает 50 станков и не прекращается грохот, поэтому без наушников или берушей находиться там невозможно, рассказывает она.
— Там постоянно следили, чтобы ты не присел [отдохнуть], в телефон не зашел. И еще надо все время под этими станками садиться и проверять эти резинки. То есть ты ходишь целый день, плюс еще и приседания. Колени болели после них.
Девушка была единственной «политической» на предприятии, но на отношение к ней других работников это не влияло. Несколько человек все же задавали вопросы о протестах.
— «Что вы там ходили, что вы там находили?» Я с такими людьми на контакт не шла, — объясняет Виктория.
В цеху она работала с 8 утра до 16:30, на других предприятиях у осужденных смены были дольше — до 12 часов. За первый месяц Виктории заплатили 380-400 рублей, позже начальница «договаривалась как-то», чтобы зарплату повысили.
— По сравнению с остальными химиками я была более ответственным работником, скажем так. И поэтому мне чуть больше доплачивали — уже 425 рублей. 450 — это был максимум.
В основном другие осужденные работали уборщицами на разных предприятиях. За то время, пока девушка отбывала наказание, некоторых устроили швеями. На пилораме осужденные убирали опилки — это тяжелая работа, потому что поднимать их приходится огромными лопатами.
— Куда возьмут химиков? Зачем кому-то уголовник на работе? Всех, кто там находился, распределяли по таким работам, на которые никто не идет.