«К концу смены белые перчатки были розовые от крови». Где и в каких условиях работают мужчины в колониях

Старые плоскогубцы и «пошарпанные очки». Переработка резины

Администрация бобруйской колонии отправляет почти всех политических на участок переработки сырой резины (УПСР), рассказывает Виталий Жук, отбывавший наказание за оскорбление Лукашенко. Работа такая: находить в резине металлическую проволоку и доставать ее плоскогубцами. Резину на участок привозят с предприятия «Белшина», которое находится рядом с колонией.

УПСР располагается в большом ангаре, где мало света — из-за этого портится зрение, замечает Жук. Кроме того, в бетонном помещении холодно зимой и сквозит.

— Летом я не работал, потому что меня отправили в ПКТ. Со слов заключенных, помещение очень сильно нагревается, резина на улице тоже. Ее заносят в ангар, и там стоит невыносимая вонь. Начинает болеть голова, люди падают в обморок, — рассказывает он.

На участке осужденные получают тканевые перчатки, старые плоскогубцы и «пошарпанные» пластиковые очки. Из плоскогубцев выскальзывает проволока, а в очках ничего не видно, поэтому заключенные не пользуются ими, а кладут рядом, чтобы не «нарушать технику безопасности». Виталий говорит, что в колонии есть и новые очки, которые администрация выдает только к приезду проверок, а после забирает.

— Когда тянешь проволоку, она из резины выстреливает и впивается в руку. Представьте, что вам в руку постоянно тыкают иголкой от шприца. В первый день мне дали новые тряпичные перчатки белого цвета — к концу смены они были розовые [от крови], — рассказывает бывший политзаключенный и добавляет, что на такой работе осужденные периодически получают травмы.

Рабочую одежду заключенным не выдают, поэтому они идут на участок в «том, что есть». Раздобыть костюм можно у других осужденных, например, за блок сигарет, но это наказуемо. Если администрация узнает, может отправить в штрафной изолятор, говорит Виталий.

Всю рабочую смену осужденные проводят на ногах. Первая смена начинается примерно в 8:30 и заканчивается около 12:00, вторая смена работает с обеда до вечера, а третья с вечера до ночи, рассказывает Жук.

Норма выработки — 700 грамм чистой резины. Если куски толстые, говорит Виталий, «нарвать» столько можно и за полтора часа, а если нет — приходится просить других заключенных «докинуть» нужное количество, чтобы администрация не отправила в ШИЗО.

— Политические ребята поддерживали друг друга, находили способы договариваться с другими заключенными, чтобы они выделяли нам эту резину, у кого есть [больше нормы]. Если нарвал килограмм, есть еще свободное время, и я вижу, что за соседним столом у «желтика» мало, то свои 200-300 грамм несу ему, — рассказывает он.

Несмотря на тяжелые условия на УПСР, заключенные находят в работе плюс — на этом участке могут знакомиться и общаться «политические» из разных отрядов.

— Не всегда удавалось скрыться от глаз и ушей — как только администрация узнавала, что происходят какие-то активные действия на УПСР, смены расформировывали, — говорит Виталий.

Черный дым и никаких перчаток. Проволока

Еще один вид работы — получение меди из кабелей, которые в колонии привозят телекоммуникационные предприятия. С проводов нужно снять оплетку и достать медную проволоку. По словам бывших осужденных, жечь проволоку запрещено из-за вреда экологии, но это все же делают — ночью, чтобы не было видно черного дыма, говорит блогер и бывший политзаключенный Александр Кабанов. В ИК-17, по словам Ивана, дым не скрывали.

Кабанов рассказывает, что за две недели в колонии получали пять-шесть тонн меди. При этом строгой ежедневной нормы не было. В бригаде стараются «особо не надрываться», но трудятся все — существует определенное «товарищество», говорит он.

Участок находится в большом цеху — зимой там холодно, но «особо не замерзаешь» из-за тяжелой работы. Администрация ИК-1 инструменты не выдавала, поэтому заключенные просили работающих в ремонтно-механическом цеху сделать специальные изогнутые ножи — позже на них ставили клеймо.

— У каждого свое клеймо. Вот ты работаешь, могут прийти проверить, чтобы у тебя этот нож был. Бывают такие моменты, когда человек вышел, допустим, во время перерыва, и нож забыл на столе с проволокой. Контролеры могут этот нож к себе в карман положить и сказать: «О, потерял нож. Будет ШИЗО тебе», — рассказывает Кабанов.

Робу бывшему политзаключенному выдали только через две недели после начала работы в цеху, но вместо 50 размера принесли 42 — других вариантов не было. Перчатки тоже нужно было искать самому.

«Золушкина работа». Пластик

В новополоцкой колонии заключенные работают «на пластике»: сортируют пакеты и перебирают пластмассовый гранулят, из которого позже делают полиэтиленовую пленку. Пакеты привозят в колонию в больших тюках — Александр Кабанов предполагает, что их поставляют из супермаркетов, а Сергей, отбывавший в ИК-1 наказание за грубое нарушение порядка, говорит, что их, «видимо, собирали бомжи на свалке».

Заключенные выбрасывают из пакетов остатки продуктов и убирают наклейки, чтобы в пластике не было инородных частиц. «Это неприятно, потому что когда даже просто заходишь на этот участок, там воняет», — отмечает Кабанов.

Пластиковые гранулы осужденные перебирают за специальным столом — разделяют по цветам смесь мелких черных и белых бусинок.

— Золушкина работа, понимаете? Бусинки размером с миллиметр-два, их там миллион. Я так радовался, что меня на эту работу не отправили, потому что я бы уснул в первый же день прямо на этих бусинках, — говорит Сергей.

Сквозняк и высокий травматизм. Деревообработка

В колониях работают цеха по деревообработке (ДОЦ), где выполняют заказы для различных предприятий. Видов работы на ДОЦ много — от распила дерева до уборки опилок.

— Это огромные горы опилок, их надо грузить, перевозить. Тоже физически тяжелая работа и неважно, снег, дождь — это вообще никого не волнует, — рассказывает Александр Кабанов.

В ИК-17 на деревообрабатывающий цех делали упор — почти в каждом отряде была бригада, которая там работала, рассказывает Иван. Этот участок считается «нехорошим» из-за высокого травматизма — «каждый месяц кому-то отрезало руку, пальцы», добавляет он. Кроме того, в большом цеху постоянно был сквозняк — из-за этого заключенные часто болели.

За трудящимися на ДОЦ пристально следили — по участку ходил милиционер, а цех был «утыкан камерами», говорит бывший политзаключенный.

«100% наказание». Выжигание угля

Работу на «угле» Александр Кабанов называет 100% наказанием. Туда отправляют всего троих или четверых осужденных из колонии и стараются сделать так, чтобы долго там не работали — «долго никто не выдерживает», говорит Кабанов.

Осужденные работают на улице, сжигают дрова без доступа кислорода в металлических бочках. Заключенные дышат дымом, а сажа впитывается в кожу. По словам Кабанова, «на угле» работают люди с «громкими» уголовными делами.

В декабре прошлого года штаб Виктора Бабарико сообщал, что политика перевели на эту работу, несмотря на медицинские противопоказания.

Сгребать снег и лужи. Уборка территории

Сергей рассказывает, что администрация ИК-1 распределяла «самых экстремистских экстремистов» на уборку территории. Бригада из 10-11 человек работала в любую погоду по семь часов пять дней в неделю.

На уборке территории заключенные «не особо напрягались» — убирали снег и лужи фанерными щитами, вспоминает Сергей. Снег с промзоны свозили в одно место — за зиму там вырастала гора в 6-7 метров высотой, которую однажды сказали убрать.

— Чтобы сделать показуху перед проверками, мы были вынуждены раздалбывать этот снег, раскидывать, чтобы быстрее таял. Чтобы куча снега не мозолила глаза начальству, — рассказывает Сергей.

Один перфоратор на колонию и 30 рублей зарплаты. Строительные работы

Собеседники «Медиазоны» рассказывают, что в колониях, где они отбывали наказание, заключенные работали строителями. По словам Александра Кабанова, у них «шикарная» зарплата — 30 рублей в месяц.

За эти деньги осужденные работают «и днем, и ночью» — ремонт в колонии никогда не заканчивается. Строители занимаются всем — начиная от электрики и заканчивая сантехникой, но инструментов хватает не всегда.

— На весь лагерь при мне был один перфоратор, и один человек занимается только тем, что носит его из отряда в отряд, потому что он всегда нужен, — говорит Кабанов.

Жилеты для военных. Швейное производство

В мужских колониях работают швейные цеха — там трудятся заключенные, которые прошли обучение швейному делу. На «швейке» в ИК-1 делают робы и телогрейки, рассказывает Александр Кабанов.

— В моей секции жил человек, который работал бригадиром на швейке. К ним поступил заказ на пошив нескольких тысяч разгрузочных жилетов для военных. Совпало это с объявлением войны. Швейка радовалась, что заказ достаточно большой, — говорит Виталий Жук.

По словам собеседников «Медиазоны», работа на швейном участке среди осужденных считается неплохой — «все время в тепле» и есть возможность «себя немного обшить».

— Где-то брюки порвутся, ты их шьешь — один зашивает, а второй стоит напротив окна и смотрит, чтобы не зашли в цех, иначе накажут, — рассказывает бывший политзаключенный Иван.

Другие «специальности»

Некоторые заключенные (или даже целые отряды) занимаются хозобслуживанием — работают в столовой, прачечной, парикмахерской и убирают в административных зданиях. Дарья Чульцова рассказывала, что в женской колонии работа прачки и уборщицы считается престижной, потому что там больше свободы перемещения — заключенные не прикреплены к фабрике.

По словам Александра Кабанова, работать в столовой тяжело — заключенные выходят на работу в 4 утра, а возвращаются в 9 вечера. Работников столовой часто отправляют в ШИЗО, потому что они засыпают прямо на рабочем месте, добавляет бывший политзаключенный.

— [Свободного] времени у них нет практически никакого. Зато они могут поесть от пуза — и 10 котлет, и рыбы сколько хочешь, — говорит он.

Собеседники «Медиазоны» рассказывают, что осужденные работают котельщиками, токарями, фрезеровщиками и слесарями, перебирают цветной металл, собирают фары для завода «МАЗ», делают тротуарную плитку, рабочую обувь, щепу для растопки, гвозди и даже варят мыло.