«Силовики превратились в историков». Беларуско‑польская война памятников с точки зрения ученого

Исчезающие могилы

27 июня Союз поляков Беларуси сообщил, что в Иодковичах Берестовицкого района Гродненской области «неизвестные преступники» похитили могильные плиты и выкопали тела двух польских солдат из Армии Крайовой, погибших в этих местах в 1944 году.

30 июня МИД Польши выпустил заявление об «актах осквернения мест национальной польской памяти», которые участились в Беларуси. По сведениям польских дипломатов, в основном это касается Гродненской области, где находятся около 550 мест захоронения бойцов Армии Крайовой. Отдельно в заявлении упоминались Богданы, Бобровичи, Дындылишки, Ивье, Ошмяны и Иодковичи.

5 июля посольство Польши в Беларуси опубликовало фото дипломата Мартина Войцеховского, который стоит на месте разрушенных могил в Микулишках Гродненской области. Пресс-служба посольства писала, что польское воинское кладбище «варварски стерто с лица земли». На других снимках из Микулишек отчетливо видны следы колес; захоронения солдат Армии Крайовой засыпаны песком, который разравнивала строительная техника.

На уничтожение воинских могил отреагировал МИД Польши, сравнивший инцидент в Микулишках с «самыми мрачными страницами истории коммунизма»: вызвал поверенного в делах Беларуси и заявил ему решительный протест.

МИД Беларуси ответил в тот же день и вызвал Мартина Войцеховского. Поверенному было «разъяснено», что никаких захоронений иностранных солдат в Микулишках не было, а «законность проведения работ по обустройству территории дополнительно подтверждена Генеральной прокуратурой и основывается на получении данных об отсутствии человеческих останков».

Через пару дней после этого представитель Союза поляков рассказал, что надгробие на месте захоронения бойцов Армии Крайовой разрушили в Волковыске. В тот же день читатели «Белсата» заметили, что кресты с солдатских могил исчезли и возле деревни Качичи Карелицкого района.

Историк, приглашенный лектор Европейского Университета Виадрина во Франкфурте-на-Одере Алексей Браточкин говорит, что современная европейская традиция ухода за могилами укоренена в христианской культуре с ее особым отношением к мертвым.

«Этот культурный мотив должен дополняться и политическим измерением, волей к тому, чтобы преодолевать конфликты и разногласия, в том числе и в области исторической памяти. Например, есть довольно длинная история ухода за могилами периода Первой и Второй мировой войны. Тут я имею в виду могилы солдат кайзеровской Германии и Вермахта. Если могилы разрушаются, значит, мы видим вызов не только по отношению к культуре, но и специфический политический жест, возможно, попытку отыграться не столько за прошлое, сколько за настоящее, а именно — за политическую позицию польского правительства по отношению к тем, кто сейчас у власти в Беларуси», — рассуждает историк.

«Пшэцкие холуи»

Беларуская пропаганда в ответ на обвинения польской стороны формулирует свою версию происходящего с воинскими захоронениями. Например, издаваемая администрацией Александра Лукашенко газета «СБ Беларусь сегодня» цитирует провластного политолога Петра Петровского, который предложил признать Армию Крайову экстремистской организацией.

Блогерка и активистка из Гродно Ольга Бондарева в своем телеграм-канале идет дальше и объявляет бойцов Армии Крайовой «террористами». «Беларусь снесла к чертям собачьим погост польским террористам из Армии Крайовой, что пшэцкие холуи обустроили в селе Микулишки Гродненской области. <…> Кто не в курсе, АК — это банда польских националистов, которая в годы Великой Отечественной войны сотрудничала с Германией, занимаясь этническими чистками населения Беларуси», — написала Бондарева.

Алексей Браточкин находит такой нарратив сильно упрощенным.

«Если говорить об отношении к Армии Крайовой — это отношение формируется исходя из того, что делали ее представители по отношению к гражданскому населению, к нацистам, к вопросу о границах Беларуси, к советскому влиянию и так далее», — говорит историк.

«Армия Крайова воевала и с нацистами, и — в зависимости от политической ситуации — с Советами. В этом часто была трагедия. Историк Евгений Миронович описывал ситуацию в Западной Беларуси в период Второй мировой войны как "войну всех против всех". Представим в этой ситуации гражданское население, его судьбу», — рассуждает Браточкин, напоминая, что в рядах Армии Крайовой сражались и этнические беларусы.

Они первые начали?

В 2017 году Польша приняла поправки в «закон о декоммунизации», согласно которым в течение года предстояло снести 470 скульптурно-архитектурных объектов, более половины которых были посвящены Красной Армии. Авторы поправок утверждали, что сохранение монументов в честь событий и людей, оказавших «преступное влияние на историю Польши, дает сторонникам тоталитаризма возможность продвигать свои взгляды».

При этом, объяснял представитель Института национальной памяти Польши Даниель Марковский, эта инициатива не касалась воинских захоронений. «Потому что могилы солдат, вне зависимости от их национальности, вероисповедания и так далее, для польского государства — святые места. Эти объекты под юридической и фактической охраной польского государства», — говорил он российскому государственному РИА «Новости».

С новой силой дискуссия о памятниках эпохи социализма вспыхнула в феврале, когда российские войска вторглись в Украину.

Уже 23 марта власти деревни Хжовице снесли пятиметровую стелу с красной звездой, установленную на месте бывшего кладбища, где в конце войны были похоронены 620 красноармейцев. «Настало время наверстать упущенное в этой области», — комментировал снос президент Института национальной памяти Кароль Невроцкий.

За Хжовице последовал снос памятников в деревнях Седлец, Мендзыблоце и Гарнцарско. При этом Невроцкий подчеркивал, что демонтаж не будет касаться самих захоронений. «В христианской и латинской цивилизациях и в других культурах, стремящихся к цивилизации, разрушение кладбищ и гробниц является актом варварства», — объяснял он.

Беларуский республиканский союз молодежи еще 19 апреля провел возле консульства Польши в Бресте митинг «против действий польского правительства по сносу памятников советским воинам-освободителям времен Великой Отечественной войны».

Война нарративов

Акты, подобные «закону о декоммунизации», приняты во многих странах Восточной и Центральной Европы, однако польская политика памяти воспринимается властями Беларуси наиболее болезненно, констатирует Браточкин.

«Конечно, есть общая рамка интерпретации Второй мировой войны — поражение нацистской Германии является прекрасным итогом. Но нарративы о том, как началась война, о роли разных сил в ее период, представление национальных интересов — различаются в Польше и Беларуси. При этом мы можем говорить о нескольких нарративах и в Польше, и в нашей стране. Например, пакт Молотова-Риббентропа и весь начальный период войны — с 1939 по 1941 год — интерпретируются различным образом. История польского некоммунистического сопротивления — той же Армии Крайовой, например — в период Второй мировой войны имеет разные трактовки», — перечисляет историк.

В официальной школьной версии истории Второй мировой в Беларуси акцент делается на советском партизанском движении, отмечает Браточкин.

«Разные интерпретации событий — это нормально, однако есть и конфликты. Один из этих конфликтов, который вполне можно урегулировать — память о послевоенной истории рейдов Ромуальда Райса на Подляшье и убийства беларуского населения его солдатами в 1946 году. Райс был некоторое время участником Армии Крайовой и одним из żołnierzy wyklętych — тех, кто участвовал в антисоветском сопротивлении, но при этом совершал преступления против мирного населения. О нем ведутся споры в самой Польше. Официальные представители Беларуси эту историю превращают в один из ключевых элементов антипольской риторики сегодня в качестве иллюстрации концепции "геноцида белорусского народа"», — объясняет Браточкин.

«Деполонизация» Беларуси

Особенно много претензий к Польше и полякам у беларуских властей появилось в последние два года. 25 марта 2021 года в Гродно силовики задержали журналиста и активиста союза поляков в Беларуси Анджэя Почобута. Его коллегу Анжелику Борис также поместили в СИЗО, но через 12 месяцев отпустили под домашний арест.

12 марта перестала выходить на связь директор «Польской школы» Анна Панишева, а днем ранее в Бресте силовики задержали соучредителя польской школы Сергея Страпко.

25 марта силовики пришли домой к директору гражданской школы при Союзе поляков в Волковыске Марии Тишковской и руководителю лидского отделения Союза Ирене Бернацкой.

В июне троих из пяти фигурантов «дела поляков» Беларусь передала Польше. Сайт Союза признали экстремистским. На таком фоне стало известно, что польские школы Гродно и Волковыска переходят на русский язык.

«Если в Украине Россия проводит "денацификацию" или деукраинизацию, то в Беларуси эти процессы можно называть дебеларусизацией, деполонизацией. Мы это видим в контексте военного конфликта в Украине. Беларусь сейчас находится под российской оккупацией: все, что здесь происходит, происходит по инициативе оккупационного режима», — заявил тогда главный редактор издания Союза поляков znadniemna.pl Анджей Писальник.

Алексей Браточкин связывает эту кампанию с непризнанием польским правительством официальных результатов президентских выборов 2020 года.

«Власть в Беларуси при Александре Лукашенко всегда пыталась контролировать лояльность национальных меньшинств через разные механизмы — где-то разрешить организации и школы, например, где-то что-то запретить. Это был такой специфический баланс. Но периодически власти начинали бороться с "двойной лояльностью" граждан — например, критиковать раздачу карт поляка, пытаться контролировать деятельность Костела в Беларуси, бороться с низовыми попытками самоорганизации и контролировать Союз поляков», — перечисляет историк.

Секьюритизация памяти

Весной 2021 года генпрокурор Беларуси Андрей Швед утверждал, что при расследовании уголовного дела о «геноциде белорусского народа» силовики установили «еще живых» ветеранов Армии Крайовой, «которые числились в списках и принимали участие в деятельности карательных батальонов». Швед говорил, что Беларусь намерена попросить у Польши «соответствующей правовой помощи».

О ходе расследования не сообщалось, но годом позже генпрокурор выступил редактором книги «Геноцид беларуского народа». Таким образом, за историческую память в стране стала отвечать прокуратура, отмечает Алексей Браточкин.

«После событий 2020 года силовики превратились в "историков", так как происходит секьюритизация культуры памяти — история объявлена зоной национальной безопасности. Прошлое и его официальная интерпретация должны быть защищены, по мнению властей, максимально. Для этого приняты законы о геноциде беларуского народа, о борьбе с реабилитацией нацизма и внесены поправки в закон об экстремизме. Распространение символов протеста напугало власть. Устанавливается монополия на интерпретацию истории. Но она не может быть сохранена в современном обществе силовым способом. Однако это пытаются сегодня сделать в Беларуси», — говорит историк.

Надежды генпрокуратуры на показательный трибунал над бойцами Армии Крайовой он считает несбыточными.

«В Европе есть механизмы преследования за преступления против человечества, которые не имеют срока давности. Но применение этих механизмов должно быть обоснованным и персональным. Судить можно только тех, кто совершал военные преступления. Армия Крайова не являлась преступной организацией», — объясняет Браточкин.

«В рамках memory studies за последние 20-30 лет появилось большое количество монографий и исследований, в которых описываются механизмы и "войн памяти", и проблемы с исторической памятью в разных обществах. Беларусь не является каким-то уникальным случаем, хотя ситуация у нас сложная. С 1988 по 1994-1995 годы примерно у нас была демократическая политика памяти — разные силы могли участвовать в публичном обсуждении проблем коллективного исторического прошлого и влиять на то, какие образы истории распространяются. Сейчас у нас есть довольно жесткий официальный нарратив истории, который пытаются сохранить силовым способом. Особенно это проявляется в трактовке событий Второй мировой войны и современной истории. Но если политика памяти снова станет демократической, и мы сможем все вместе организовать публичное обсуждение нашего прошлого — ситуация будет меняться в лучшую сторону», — уверен историк.