Дом без кратаў. «Медиазона» попросила нескольких политэмигрантов показать вещи, которые напоминают им о Беларуси

Диана Пинчук

Правозащитница, вела репортажи с судебных заседаний

Я выехала из Минска очень быстро — 29 марта, когда пошла волна зачистки правозащитников и независимых журналистов. Сразу решила выехать в отпуск, потому что не была там полтора года. Я решила хотя бы немножко выдохнуть, подышать. Выехала с одним рюкзаком в надежде, что вернусь домой через неделю-две. Но все затянулось, сегодня на календаре 30 июля. Я осела в Украине, по большей части это Киев. Потому что ближе к дому, очень близкая культура, мова, люди, отношения людей — очень солидарны с Беларусью.

Последние два года я не думала о переезде. Но, знаешь, когда случились все эти события, я ходила с мыслью: «Когда все закончится, я поеду в кругосветку». Когда-то очень давно, еще в универе, я думала, что если я буду куда-то переезжать, то это будет обязательно Киев. И самое интересное, что у меня был один из паролей: «Киев — мой второй дом». И в первый день, когда я сюда приехала, сразу поменяла этот пароль.

Единственная мысль, когда выезжала — я скоро вернусь обратно. Но это был самообман. Я даже старалась ни с чем не прощаться — с деревней родной, с домом — скоро же увидимся. Я не допускала даже мыслей, что это надолго.

Было несколько ситуаций, когда мне надо было собрать рюкзак за час и уйти с места прописки в связи с превентивными задержаниями. И перед отъездом очень отличалось, как я собиралась. Например, перед августовскими событиями, когда тоже задерживали превентивно, я брала с собой письма политзаключенных. У меня 10 августа день рождения, поэтому я взяла платье и духи, думая, что я должна хорошо выглядеть. А тут были другие мысли. Я понимала, что беру рюкзак и буду его всегда с собой носить, это мой дом. И если я сейчас наберу много вещей, то у меня просто отвалятся плечи, мне будет тяжело. Я не брала флаг, не брала письма — ничего, что могло бы меня как-то скомпрометировать на границе. То есть многие важные для себя вещи я оставила. Я вообще люблю символизм, и для меня очень важны всякие материальные вещи, которые напоминают о доме, с историей. Поэтому я все равно взяла маленькие вещи, напоминающие о доме. Например, мои брошки. Тигр от Алены Киш — художницы из-под Слуцка, это моя родина прям. Еще значок дома, который я всегда носила на плаще, ленточка с орнаментом. Когда я уезжала, уже было достаточно тепло, но я взяла красную шапку. Она так мне напоминает о Беларуси, я в ней много ездила по Беларуси. Я ее клала рядом на рабочий стол, и она меня очень грела.

Я взяла с собой майки только беларуских дизайнеров — например, с «Евой», с какими-то вышитыми штуками. Наверное, если можно было взять только одну вещь, я бы взяла майку от брестских ребят. Она белая и красными буквами написано: «Я не крымінальнік, а зорка рок-н-ролу». Это сказал Игорь Банцер в ходатайстве суду. Но это про всех беларусов. И это настолько поднимает мне всегда настроение, так мотивирует! Кожны беларус — гэта зорка рок-н-ролу.

В конце мая мы были с подругой в Одессе и решили сделать татуировки. Я раньше не думала, что у меня может появиться такая татуировка. Я захотела сделать татуировку дома и своей деревни, а эскиз мне нарисовала мама. Я ее попросила нарисовать дом, но обязательно без кратаў. Я всем политзаключенным стараюсь в конце письма рисовать дом без кратаў, куда они могут вернуться и чувствовать себя в безопасности. И вот у меня сейчас на левой руке дом без кратаў, нарисованный моей мамой. Там идет теплый дымок. А на окне вместо решетки красное сердечко, где горит любовь. И это напоминает про Беларусь, про мой дом, про родину. Я смотрю на него и как будто нахожусь рядом с ним.

Татьяна Ошуркевич

Политическая журналистка, работала в Onliner.by

Примерно три недели назад к моей коллеге пришли с обыском, а потом из разных источников мне стала поступать информация, что следующей на очереди могу быть я. В это время я была на работе и решила, что до вечера мне стоит где-нибудь пересидеть, чтобы не очень привлекать к себе внимание. Моя подруга помогла мне собрать рюкзак вещей. Я поехала на квартиру к знакомым и хотела вернуться еще раз [в свою квартиру]: я не попрощалась со своей кошкой, которая для меня все в этом мире, не подобрала нормально вещи. Но это могло быть опасно.

В тот момент я не особо понимала, что происходит. Путь, которым я убегала, предполагал, что до вечера я должна позаботиться обо всех документах, купить все билеты, проверить, все ли на месте. Я боялась, что вообще все забыла. Я не осознавала, что сегодня вечером я должна уехать из Беларуси непонятно на какой срок. Для меня это было ужасно тяжелым решением.

С вещами, которые взяла, была угарная история, потому что, когда я собирала вещи, думала, что только пересижу на квартире. А в итоге оказалось, что мне с этими же вещами пришлось убегать. Две пары сменного белья, носки, теплая байка, майка, таблетки, беруши и какие-то штуки для умывания. Во втором рюкзаке у меня был ноут, зарядка и документы.

Когда я приехала в Киев, заселилась на квартиру на высоком этаже. Я бросила свои вещи в квартире и пошла на открытый балкон. Я смотрела на Киев, хотя мне ужасно хотелось спать. Мне кажется, синяки под глазами были размером с два мешка картошки. Я стояла, смотрела, пыталась успокоиться. Я не могла понять, что я в принципе здесь. Меня не так пугало то, что я находилась не в безопасности, как то, что я приняла решение уехать из своей страны на очень долгое время.

Первые дни не дома казались, что я в отпуске. Накрыло примерно через две недели, потому что обычно на столько в отпуск уезжала. Казалось, что это какой-то затяжной отпуск. Я очень люблю есть на ужин салат с мидиями. Была история, когда я пошла в магазин, купила мидии и шпинат. Все было хорошо, я поговорила с родителями, они показали мне кошку, я была спокойна. До момента, пока я не начала есть этот салат. Когда пришло осознание, что шпинат не того вкуса, которого он в Беларуси, и мидии для меня не те, я начала плакать. Не понимала, что случилось, но оказалось, что такие привычные ритуалы нарушаются и все — понимаешь, что ты не дома. Нужно искать что-то новое здесь, привыкать. Поэтому в Киеве я стараюсь не искать то, что напоминает о доме.

Мои родители передали мне вещи и вместе с ними книгу Тимоти Снайдера «Дорога к несвободе». Я прочитала ее вдоль и поперек. Для меня этот автор — пример того, что за свободу и за правду стоит жертвовать собой, потому что совесть важнее любых денег и всего такого. Мне важно, чтобы не было стыдно за себя 20-летнюю, когда мне будет 40. Название книги очень символичное. То, что сейчас происходит в Беларуси — та самая дорога к несвободе. Мне бы хотелось, чтобы все это превратилось в дорогу к свободе. Мне кажется, что поменяться два этих термина для меня могут лишь в том случае, если я буду за границей продолжать свою работу — писать правду. Вся эта книга у меня выделена маркерами. Иногда вечером я перечитываю что-то, чтобы напомнить себе, что все это не зря. Она напоминает мне о доме, становится больно. Но это чувство заглушается тем, что я понимаю, что все делаю правильно.

Наста Кривошеева

Cтудентка, организовала стачком в МГЛУ

12 ноября, когда случился студенческий черный четверг, ко мне пришли с обыском. У меня получилось уйти из квартиры в это время и сбежать в Украину. У моих друзей так не получилось, к сожалению, и они 16 июля получили приговор. Долгое время я находилась в Украине, через шесть месяцев уехала, сейчас в Польше. А потом уеду учиться в Литву.

Я не собиралась уезжать. Примерно за неделю до 12 ноября я вышла с суток на Окрестина. Меня задержали, когда был самый неудачный студенческий марш. Тогда задержали почти всех журналистов и почти всех, кто вышел на этот марш. Это было 17 октября, тогда еще параллельно проходил женский марш, но все силовики приехали на студенческий.

И [после суток] у меня было немного расплывчатое понимание, что случилось за эти две недели, пока я там была отрезана от реальности. Когда я вышла, многие мои знакомые уехали, кого-то отчислили, потому что был этот ультиматум 26 октября. Я вообще не понимала, что происходит. Поэтому у меня были в голове мысли, что, может быть, в глушь какую-нибудь уехать, на хутор и там сидеть без связи. Не то чтобы я прям эмигрировать планировала, но я просто не очень понимала, что происходит.

Даже когда стояли кагэбэшники за дверью [в день обыска], у меня были вопросы — уехать или не уехать? Просто мне не совсем комфортно было сидеть под плинтусом, я подумала, что все равно буду вылазить, я не смогу скрываться хорошо. Поэтому я уехала.

Отпустило, уже когда я перешла в буферную зону между беларуской и украинской границей. У меня еще были проблемы насчет страховки на украинской границе, но это было просто смешно. Я прошла беларуских пограничников, что мне уже! Чувствовалось, что воздух иначе заряжен. В Беларуси он был такой густой, что дышать было сложно. А в буферной зоне мне прям хорошо стало.

Я сразу поняла, что это надолго. У меня не было иллюзий, что я уеду на месяц и потом вернусь. Я покупала беларуские товары [в Киеве], но это не было связано с выстраиванием мостиков с Беларусью. Я очень уставала от нового, что все постоянно меняется, что нет какой-то зоны комфорта. А беларуские товары для меня были этой зоной комфорта. Поэтому я старалась находить знакомое и понятное себе. Может быть, оно было в качестве хуже, может быть, было дороже, но я искала. У нас на «Левобережной» был магазин беларуских продуктов. Там советские серп и молот были, конечно, но там была сгущеночка, сырочки и все такое. То же самое с косметикой.

Я попросила маму передать в посылке открытки, которые висели у меня на стенах в комнате. Какие-то из них подписанные и подаренные друзьями, какие-то просто мне нравятся. Мне хотелось повесить их у себя в комнате, чтобы был материальный объект дома. Еще мама передала письма. Я обычно оставляю обратный адрес домашний [в Беларуси], поэтому письма приходят туда. И мама передала мне те, которые дошли. Я их, конечно, читала до этого, но хотелось бумажные.

Тимур Кучинский

Продакт-менеджер, работал в TUT.by

Об отъезде я думал примерно с декабря. Тогда ощущение безопасности начало уходить, но это не было подкреплено какими-то фактами, это было просто как вариант. Всерьез это [стало ощущаться] совсем недавно.

В апреле у нас с Наташей был обыск. Наташа занималась организацией выставки, состояла в общественной организации «Звено». Выставка была про медиков, ее открыли даже.

День был совершенно обычный. Я был на работе, мне позвонила соседка и сказала, что у нас обыск. Я поехал домой, взял стандартные вещи, удобные — типа термос, чтобы не было холодно, если придется стоять под РУВД. Переоделся на всякий случай, если меня заберут где-нибудь по дороге. И поехал искать. У Наташи не вырубили телефон, когда задержали, поэтому я видел ее геолокацию. Она была в Департаменте финансовых расследований. Статья, по которой к ней пришли, связана с финансированием протестов. К выставке это дело отношения не имеет, но выставку саму тоже закрыли. После этого всего ребят посадили. Им не предъявили [уголовного] обвинения, но был суд по административной статье, за неповиновение требованию милиции.

Первый звоночек был, когда закрыли TUT.by. Уже было непонятно, кого будут брать. В голове было то, что и ко мне могут в любой момент прийти, допросить. Постоянно жить в таком ощущении, что к тебе могут приехать — это не ок. Ты не всегда подготовлен к этому, [не знаешь,] что можно говорить, а что нет, как ты можешь навредить коллегам. Потом после посадки самолета [Ryanair] я понял, что вообще не чувствую себя в безопасности, потому что в стране происходит рандомная хрень. Все было в комплексе. Я понимал, что не могу быть продуктивным, постоянно нервничал. Нужно было сменить обстановку. Я не думал, что уеду навсегда или даже на год или больше, чем на два месяца. Я просто уехал от дикого стресса, с которым невозможно ничего сделать. Постоянно думаешь, где твои коллеги, постоянно отчитываешься. Как только кто-то пропадает больше, чем на час-два, ты начинаешь нервничать.

Все решилось за день. Я на всякий случай отрубил телефон, [перед отъездом] ночевал у друзей по квартирам. Наташа собрала мне два рюкзака, я сдал ПЦР и уехал. Наташа положила с собой вещи, книгу по эджайлу и нашу совместную фотографию. Она теперь стоит у меня возле кровати.

Сейчас эта фотография напоминает мне о доме, других таких вещей у меня нет, но скоро они приедут. Гитара, барабанные палочки, духи — мне не хватает моего запаха, его здесь просто нет.

Когда остаешься один в квартире в Киеве, тебе нужно покупать вещи, которые ты бы не покупал в Минске. Например, постельное белье, тарелки, вилки, ложки, полотенца. И ты не совсем понимаешь, зачем. Ну, не хочется — это вынужденная мера. Когда выбирал вещи, то покупал с учетом того, что вдруг Наташа приедет сюда ко мне. Тарелки и заварник для чая я покупал похожий на тот, что дома.

Тоскую по дому не всегда, но, бывает, очень сильно. Смотрю фотографии моего брата из Несвижа и прям слезы накатывают, потому что я бы хотел сейчас там оказаться. Тоскливо было, когда умерла моя бабушка, вернее, сестра моего дедушки. Не родная, но родная по душе. Мне бы хотелось присутствовать на похоронах, там собиралась вся семья, мне хотелось их всех увидеть. Было тяжело осознать, что я не могу туда приехать. Тяжело, что Наташа остается в стране и, наверное, не всегда чувствует себя в безопасности.