«А что так слабенько, надо было глубже». Активист из Могилева резал вены в ИВС, чтобы узнать, переведут ли его в колонию
Александра Шакова
Статья
11 сентября 2023, 15:27

«А что так слабенько, надо было глубже». Активист из Могилева резал вены в ИВС, чтобы узнать, переведут ли его в колонию

Коллаж: Медиазона, Фото: личный архив Станислава Павлинковича

После суда по очередной административке в 2020 году активист из Могилева Станислав Павлинкович высказал судье «все, что думает», используя «много нецензурной брани». На него завели уголовное дело за оскорбление. Химия, ИВС, перевод в колонию, штрафной изолятор, помещение камерного типа — такой путь прошел Павлинкович за более полутора лет в заключении. «Медиазона» рассказывает его историю.

Оскорбил судью — «сдали нервы». Уголовное дело

В мае 2020 года Станислава задержали после акции по «кормлению голубей» в Могилеве. Тогда суд арестовал его на 15 суток, а за пару дней до освобождения состоялся еще один суд, на котором судья Оксана Ратникова оштрафовала его и добавила ещё 15 суток. Тогда у Станислава «сдали нервы». В тот момент у него было два неоплаченных штрафа за участие в акциях против интеграции с Россией в Минске в 2019 году. Оплатить их возможности не было. С новым штрафом он должен был государству около 2,5 тысяч рублей.

«Ну я и высказал все, что я про это думаю. Сказал им, что они совершают преступление, что власть сменится и они будут сидеть в тюрьме. Ну и нецензурная брань, много нецензурной брани».

На Станислава завели уголовное дело. В октябре 2020 года суд Могилевского района приговорил его 2 годам химии за оскорбление судьи. Еще полгода после суда Павлинкович был на свободе из-за больничного — сломал ногу. Станислав обжаловал приговор, но его оставили в силе. В марте его отправили на химию.

Станислав отбывал наказание в ИУОТ-39 в Крупском районе. Активиста устроили на работу сантехником в ЖЭУ в Крупках. По словам экс-политзаключенного, платили ему около 500 рублей, в первые месяцы работы — меньше. Тем не менее, это был хороший вариант, говорит он. Работать нужно было в самом городе, а после было время зайти в магазин, тогда как другие осужденные, работавшие в районе, тратили много времени на дорогу.

За 500 рублей нужно было купить продукты, обеспечить себя всем необходимым и оплатить коммунальные услуги на химии. Станислав говорит, что коммуналку оплатил только один раз: «Не хотел финансировать этот режим».

86 дней в изоляторах. Неизвестность

В феврале 2022 года за Павлинковичем на химию приехали сотрудники КГБ. Оказалось, он проходил свидетелем по делу чата «Волейбол по выходным», в котором состояли политзаключенные «химики». Они отвезли его на допрос, который продолжался около шести часов.

«Задавали очень много вопросов — как я отношусь к действующей власти, про криптовалюты, про то, кто мне на химии помогал. Про все, в общем. Я по традиции включил дурака, сказал, что никого не знаю и не помню».

После этого Станислава доставили в Партизанский РОВД Минска, там составили протокол о неповиновении сотруднику милиции и отправили на сутки на Окрестина. После этого было еще два протокола — один за неповиновение, второй — за мелкое хулиганство. Всего Станислав провел на Окрестина 36 дней.

Из минского изолятора политзаключенного перевели в ИВС Борисова. Туда он попал якобы за нарушение режима на химии: камера изолятора выполняла функции ШИЗО. Станислав сидел там вместе с другими задержанными, но ему при этом запрещено было читать книги, курить.

«Людям, которые сидели со мной, все это можно было. А мне нет, потому что я в ШИЗО».

На Окрестина Станислав подцепил чесотку, его покусали клопы. «Все тело чесалось, причем настолько, что даже спать было невозможно. Все было постоянное красное, воспаленное».

Спустя около месяца в борисовском ИВС Павлинковичу так и не сказали, что с ним будет дальше: отправят обратно на химию или ужесточат режим и переведут в колонию.

От бессилия и отсутствия ответов на свои вопросы Станислав решил вскрыть вены, чтобы на него наконец обратили внимание.

«Просто мойкой резанул по венам. Но до конца не получилось вскрыться. Люди, которые давно сидели, потом сказали мне, что это попытка не совсем удачная. Кровь шла сильно, да. Но меня не завозили в больницу, просто мне медсестра перевязала руку, и такая, на приколе, говорит: "А что ж ты так слабенько, надо было глубже резать"».

После этого медсестра принесла ему лекарство от чесотки — стало легче.

Спустя 50 суток в борисовском изоляторе, в апреле 2022 года, суд перевел Павлинковича в колонию на 5,5 месяцев.

Ведро хлорки в ШИЗО. Колония

В колонии Станислав оказался в мае. Там его поставили на учет как злостного нарушителя режима. Ему запретили звонить родным по видеосвязи и несколько раз отправляли в ШИЗО. Один раз — за отказ выполнять опасную для здоровья работу.

«Кто-то придумал пропитывать доски каким-то химикатом. Он когда попадал на одежду, просто ее прожигал. Я отказался это делать», — объясняет Станислав.

Еще один раз политзаключенного отправили в ШИЗО за хлебный мякиш в кармане. В тот день он положил с собой в карман робы мякиш из столовой, чтобы покормить воробьев и голубей на промзоне. А туда, по правилам внутреннего распорядка, нельзя проносить ничего, кроме сигарет, спичек и ложки, которую заключенные всегда носят при себе в футляре.

«И вот я что-то на нервах жмякал его в руках, это заметили, ну и заглянули ко мне в карман».

Под конец срока Станислава как «злостного нарушителя» поместили в помещение камерного типа. Он провел там 56 дней перед освобождением. Помещение представляло из себя небольшую шестиместную камеру. В разное время в ней находилось от трех до пяти заключенных.

«После каждой утренней проверки нам в камеру заливали хлорку. Просто приходил дневальный и выливал на пол литра три-четыре. И вот мы потом полдня все это убирали».

Чтобы хоть как-то дышать, во время уборки политзаключенный наматывал на лицо полотенце.

Из-за постоянных сквозняков в ПКТ у Станислава появились проблемы с почками — они болели, и в туалет приходилось ходить чаще обычного.

Вместо письма могли отдать пустой конверт

В колонию Станиславу доходили письма только от родственников — как и всем другим «политическим».

«Все проходило через цензора. Если вдруг прорывалось письмо не от родных, могли отдать его без какой-то части или в котором что-то зачеркнуто. Или даже просто пустой конверт».

До того, как Станислав попал в ПКТ, он был в одном отряде с Виктором Бабарико. Официально общаться с политиком не запрещали, но если кого-то замечали за разговорами с ним — отправляли в ШИЗО (об этом же рассказывал другой политзаключенный). Сам Станислав общался с ним, но аккуратно — так, чтобы вокруг не было ненадежных людей.

«Там очень много камер и вряд ли какой-то сотрудник сидит и следит по камерам, что происходит. Скорее всего, тех, кто общался с Бабарико, просто кто-то сдавал».

По словам Павлинковича, на тот момент Бабарико уже несколько месяцев не приходили письма от родных, его часто помещали в ШИЗО по надуманным причинам. Каждый месяц на него составляли рапорты. В камере ШИЗО обычно было по несколько человек, но Бабарико оставляли там одного, говорит Станислав.

Эмиграция и смерть матери. На свободе

Станислав Павлинкович полностью отбыл свой срок и вышел на свободу в октябре 2022 года. Изначально уезжать из Беларуси он не планировал, но все же уехал из-за сложностей с поиском работы.

«Не взяли на мое прежнее место работы, на металлургический завод. Не брали даже сантехником в ЖЭУ на зарплату в 500 рублей. А на отметке в РОВД мне однажды прямо сказали — забудьте о работе в государственной организации. Мы для этого предприняли все необходимые меры».

Через несколько месяцев финансовая подушка и помощь от одного из фондов закончились. Павлинкович уехал в Польшу. В Варшаве устроился работать на почтовый склад.

Меньше чем через месяц после отъезда в Могилеве умерла его мама. Поехать на похороны Станислав не смог. Он предполагал, что его могли задержать по возвращению из-за интервью журналистам и правозащитникам.

«Это было тяжело, но как только я пересек бы границу, меня бы сразу арестовали. Я вот это пробовал донести до отца, что лучше никому не будет. Кому было бы лучше, если бы меня посадили. Я думаю, мать меня бы поняла».