«Это нечестно, что Бабарико сел, а мы здесь гуляем». Бывший политзаключенный — о коллективной ответственности и медитации в ШИЗО

«Ты пойдешь и спасешь собой остальных»

Игорь вспоминает чувство, которое преследовало его постоянно в заключении: страх, что перед освобождением ему докинут еще одну статью — за злостное неповиновение требованиям администрации колонии.

— Могут накинуть, потому что надо. Всех политических там периодически наказывают «для порядка». Но и ты можешь там что-то нарушить бессознательно: выйти без робы, а там будет какой-то охранник не в настроении. Система так работает, что есть наказания, есть возможность кого-то перевести на крытую зону, есть возможность накинуть еще год, и колония должна их использовать.

Опасение Игоря не было безосновательным: в один из последних раз, когда он был в ШИЗО, к нему зашел начальник колонии и предложил помыть туалеты. Игорь отказался. Начальник пригрозил 411 статьей и переводом на строгий режим.

— Он так это говорит, что ты не знаешь: он это серьезно или не серьезно? В моменте ты воспринимаешь это как угрозу. И ты как бы: «Блин, ну все». Я в СИЗО захожу и думаю: «Пиздец, еще полгода он мне наобещал». Я ему говорю: «А за что ко мне такая жесткость?» — «Да ни за что. Просто. Ты подешь и спасешь собой остальных».

«Что-то удалять с телефона — играть по правилам». Задержание

Игоря задержали в 2021 году. Мужчина ждал, что за ним придут, но в тоже время отгонял эти мысли и никак не готовился к задержанию. Он не удалял фотографии с протестов с телефона, потому что был уверен, что при задержании не даст пароль от смартфона. К тому же, как говорит Игорь: «Что-то удалять — играть по правилам». А этого ему не хотелось.

— Но когда задержали меня, то я, честно говоря, немножечко растерялся и на минуту потерял самообладание. И он [силовик] так сказал: «У вас же в телефоне ничего нет?» Я говорю: «Конечно, нет», открыл телефон. А там было.

При задержании силовики не применяли к Игорю физическую силу и не давили морально. Он не переживал, что окажется в колонии, но боялся подвести других.

— Люди сидят. А если люди сидят, то почему не ты? Это как-то нечестно, что Бабарико сел, а мы здесь гуляем, едим мороженое и пьем пиво. А ты хотел, чтобы он это сделал [пошел на выборы], ты был рад тому, что он делает. Но он сейчас сидит, а ты нет. Я вообще за коллективную ответственность: взять, разделить эти сроки, если бы так можно было.

После задержания Игоря отправили на Окрестина на 12 суток. Сразу его поместили в четырехместную камеру, где сидели 18 человек. Мужчина говорит, что там было комфортно: в одной камере собрались единомышленники, которые общались, смеялись, поддерживали друг друга. Только места не хватало.

Позже Игоря перевели в камеру напротив. Мужчина считает, что там была установлена прослушка. Сокамерники были уже не «политические», а «дебоширы». Игорь говорит, что среди них был один, который постоянно задавал провокационные вопросы типа: «Ты "Майн Кампф" читал?»

Когда Игорь заболел, то его с высокой температурой перевели в маленькую камеру. Там ему разрешили взять немного теплых вещей и выдали матрас. Когда температура спала, матрас забрали. Но Игорю удалось оставить себе немного вещей.

— Было холодно настолько… хорошо, что у меня был свитер и куртка, и мы [с сокамерником] могли поделиться. У моего сокамерника ничего не было, все забрали. Мы спали последние ночи вдвоем на одной кровати и курткой одной накрывались. А ноги вдвоем засовывали в сумку от «Евроопта».

Два занятия английского в день, один — немецкого + книги. СИЗО

После административного ареста Игоря перезадержали по уголовному делу о грубом нарушении порядка и перевели в СИЗО на Володарского. В СИЗО было проще, говорит он: начали приходить передачи и письма. Игорь знал, что в то время на Володарке сидело много его знакомых.

— Было так смешно, когда мы получаем газету «Беларусы и рынок», и знаем, что директор сидит в камере под нами. А «Беларусы и рынок» все еще до нас доходит, и мы читаем.

— С точки зрения людей мне повезло и в колонии, и в СИЗО: более-менее адекватные все были. Мы там смеялись. Был там парень, мой друг, так у него: «Все мудаки, мало нормальных». А у меня наоборот: «Все нормальные, и только парочка мудаков». Главное, как ты этих людей воспринимаешь.

Игорь провел в СИЗО почти год. «Убивать время» там помогало в том числе чтение. По СИЗО «гуляли» списки с книгами, которые рекомендуют те или иные политзаключенные. Игорь помнит, что у него был список рекомендаций от политолога и литературоведа Александра Федуты и бизнесмена Александра Василевича.

— Действительно, это очень хорошо работало. Что-то более интеллигентное я брал из списка Федуты. На самом деле лучшие книжки, которые я прочитал в СИЗО и которые мне очень помогли — например, «Книга радости» Далай-Ламы — это именно по рекомендации Василевича.

В СИЗО Игорь всегда выходил на прогулки, даже если была плохая погода. Нескольких своих сокамерников он обучал английскому языку: каждый вечер со своими учениками Игорь проводил практические занятия по учебнику. Они изучали правила, произношение, новые слова, а на следующий день на прогулке проверяли пройденное. «Днем на прогулке я бегаю, а он отвечает мне на вопросы, практикует произношение», — объясняет Игорь.

Также в СИЗО Игорь начал изучать немецкий язык — помогал один из сокамерников. Поэтому дни пролетали быстро: два раза в день английский, один раз немецкий и книги.

«Не сам ШИЗО страшен — я там был там несколько раз, — а ожидание». Колония

Игоря осудили на 2,5 года колонии и этапировали в колонию. Там он получил желтую «экстремистскую» бирку. Еще с карантина сотрудники колонии начали проводить с ним беседы типа: «Ах, это ты собирался власть в Беларуси сменить?»

— На меня физического давления не было. Но там были люди, к которым было насилие физическое. Некоторым и шокером давали. Но это психологическое давление, что [надо] наказать, забрать что-то, в ШИЗО бросить. И не сам ШИЗО страшен — я там был несколько раз, — а ожидание его.

Игорь говорит, что каждый раз, когда кому-то добавляли срок по 411 статье, об этом объявляли по громкой связи на проверке. Из колонок звучало: «...осужденному Иванову по статье 411 Уголовного кодекса…» Как только включались эти колонки, все понимали, что кто-то уедет на строгий режим. А включались они часто, говорит Игорь.

— Ты себя сразу примеряешь, что и с тобой так же может быть. Ты встречаешь кого-то из отряда, где дали 411-ю, и спрашиваешь: «А за что дали?». Ну и там: «Да он просто наглел». Ну и ты: «Ага, дали за что-то, не просто так». И начинаешь себя успокаивать: «Он что-то сделал, а ты нет». Но каждый раз ты ждешь, что кому-то надо ехать на строгую либо на крытую, и им надо кого-то отправить.

В колонии и ШИЗО Игорю помогали медитации. Лучше всего медитировать получалось именно в штрафном изоляторе. Там же беларус практиковал йогу.

Пока не сел в машину, где были близкие, думал, что его ведут на перезадержание. Освобождение

Игорь не строил планы на освобождение, чтобы контролировать эмоции. Проживал каждый день и пытался отгонять мысли, что скоро выйдет на свободу. Ведь если что-то пойдет не так, разочарование будет намного больше.

— Плюс еще сидим как-то в медпункте, и тут знакомый: «О, так ты скоро выходишь? А слышал, что там передерживают? Люди выходят, и их сразу задерживают». И ты: «Бля, ну…» А еще какие-то слухи ходили, что [журналист Александр] Ивулин вышел, а ему дали [статью] за измену государству. Не знаю, откуда этот слух были, но ты сидишь и ждешь, что и у тебя такая история будет.

К машине, на которой политзаключенного встречали близкие, его проводили двое оперативников. Пока Игорь не сел в машину, он думал, что его ведут на перезадержание. Это чувство тянулось и дальше: первые две недели он ждал, что его снова задержат. Впоследствии Игорь выехал из страны, но понимание того, что сейчас он свободный человек, не пришло до сих пор.

— Потому что люди там все равно сидят. Я мог получить 10 лет, а получил 2,5. Человек делал самиздат и получил 4 года. Просто потому, что так пошло его дело. Мою активность приняли просто как активистскую. А его — как экстремистскую, хотя делали мы примерно одно и тоже.

Игорь говорит, что до сих пор вспоминает многих из тех, кто был с ним в колонии. Представляет, чем в этот момент занимается тот, кому дали 5 лет, а чем тот, кому присудили больше 10. Игорь обзванивает родственников политзаключенных, разговаривает с ними, поддерживает. И до сих пор не знает, что делать с мыслями и воспоминаниями о заключении и когда они отпустят.

— Я не знаю, как это может отпустить, если там сидит, например, Андрей, которому осталось год отсидеть, а он вообще ничего не делал. Сергей, который вышел на хоровод посмотреть, и ему 5 лет дали. Коля, у которого только ребенок родился, а ему 10 лет присудили. Иногда я забываю об этом, радуюсь жизни, а потом: «Как так? Они сидят, а ты ничего не делаешь». И это сложнее, чем сидеть. Пока ты там сидишь — твоя роль в этом общем процессе понятная. Ты делаешь определенное дело, ведь кому-то нужно сидеть. А когда выходишь… Что-то делаешь, поддерживаешь близких, но все время думаешь, а что еще ты можешь сделать? Не можешь ли ты сделать на один шаг больше?