Экс‑политзаключенная рассказала, как выходила по помилованию
Новость
12 сентября 2024, 20:01

Экс‑политзаключенная рассказала, как выходила по помилованию

Издание «Наша Ніва» поговорило с экс-политзаключенной, вышедшей на свободу по помилованию из женской ИК-4 в Гомеле.

Помилование

Елена (имя изменено) рассказывает, что впервые услышала о возможности выйти досрочно за несколько недель до освобождения. Тогда в колонию приехали из Генеральной прокуратуры:

«Меня сняли с производства и направили поговорить с человеком из прокуратуры. Он сказал, что если напишу заявление на помилование, то есть возможность выйти раньше, но он мне не давал гарантий. Мне дали бумагу, ручку и продиктовали текст в свободной форме — обращение на имя Лукашенко и ходатайство о помиловании. Я могла отказаться, то есть это не было принудительно, он обращался с предложением».

Время шло, никаких новостей не было. Но потом Елену вызвала начальница отряда, сказала подготовить документы, нужные для помилования — апелляционное решение и приговор.

«Тогда я поняла, что если уже куда-то отправят мои документы, то есть какой-то прогресс».

Чтобы человека помиловали, в колонии должна пройти соответствующая комиссия, но Елена на нее так и не попала. Беларуска считает, что комиссию, скорее всего, провели без ее участия. Ей не называли никаких дат, когда ее освободят, просто однажды пришли и сказали собирать вещи.

Когда освобождались помилованные к 3 июля, их просили не рассказывать соседкам о том, что было предложение написать такое ходатайство. Но перед последующими освобождениями информацию перестали скрывать, и в колонии стали активно обсуждать, кому предложили написать заявление.

Что с Марией Колесниковой?

Недавно появилась информация, что Мария Колесникова, которая сейчас находится в женской колонии, чувствует себя очень плохо и весит всего 45 килограмм. Елена рассматривает эти заявления как крик о помощи, который может иметь под собой серьезный фундамент.

Она отмечает, что заключенные в колонии только обмениваются слухами о Колесниковой — администрация не говорит никому, где сейчас Мария.

«Например, девушка попала в ШИЗО и слышала фамилию Колесниковой на перекличке. А потом кто-то говорил, что в ШИЗО Марии нет и, возможно, ее перевели в ПКТ. Кто-то сталкивался с ней в медчасти. Но администрация не говорит, в каком состоянии сейчас Колесникова. Иногда в колонии объявляют внезапное "военное положение", когда всех заключенных закрывают в помещениях отрядов. В такое время, например, может приехать проверка или какой-то важный гость. И пару раз во время "военного положения" видели скорую помощь — есть предположения, что это Марию возили в больницу или к ней приезжали медики».

Распечатки информации о конфликтах в оппозиции

В последние месяцы распространяются сведения, будто бы в колониях политзаключенным показывают распечатки информации о конфликтах в демократических силах или даже скриншоты таких ссор. Елена не видела ничего подобного.

Она рассказывает, что информацию об оппозиции иногда показывали по «Вектору» — внутреннему телевидению колонии:

«Там показывают много идеологических сюжетов. В основном их берут с государственных телеканалов, но это могут быть и собственные сюжеты. Если кто-то из девушек, которые освободились из колонии, давал интервью, на "Векторе" могли показать опровержение — мол, она говорит, что ей было плохо, но она врет».

Елена была свидетелем того, как несколько политзаключенных участвовали в записи пропагандистских интервью для государственных каналов — речь о Дарье Лосике и еще нескольких женщинах.

«Бывало, что человека, которого снимали, водили по определенным местам, а другим осужденным не разрешали туда ходить. Например, если хотят что-то снять в клубе, там в этот момент будет только съемочная группа и человек, которого снимают. Или когда нужно было записать человека в помещении отряда, всех остальных оттуда выводили».

По словам Елены, в кругах политзаключенных такие интервью не осуждали — все всё понимали.

«Даже если кто-то мог посчитать это видео неправильным, мы понимали, под каким давлением оно могло быть сделано. Даже если человек психологически сломался, никто никого ни за что не судил, видео — это его собственный выбор. Мы могли обсуждать только сам факт того, что сюжет вышел. На обстановку в колонии это не сильно влияло».