«Я старалась влезть везде, где можно». В 2020 году врач Дарья Чехова бежала из Беларуси, а летом ее ждут на работу в Нью‑Йорке

— Тебя воспитывали так, что нужно бороться за людей, за их здоровье, за жизнь. Ты думаешь, что это главное, хочешь быть порядочным гражданином своей страны, — говорит Дарья. — Я всю жизнь много училась, чтобы быть полезным членом общества, качественно делать свою работу.

И в какой-то момент это все стало вообще не нужно. Для меня это был момент предательства, что ли. Ты не нужен стране, в которой ты родился и прожил всю свою жизнь. Было тяжело осознать, что тебе больше некуда возвращаться, некуда оглядываться. С другой стороны, ты продолжаешь идти вперед.

Дарья лишилась дома и любимой работы, когда ей было 25. Вместо того, чтобы утром спешить в приемник 10-ой больницы в Минске, терапевт искала работу в Риге. Было нелегко — для офисных вакансий врач была «слишком квалифицированным» специалистом, а без лицензии больницы предлагали только место санитарки.

Прошло три года. Терапевт подтвердила диплом в США и поступила в резидентуру — ее перед началом самостоятельной врачебной практики проходят все доктора. В июле Дарью ждут в Нью-Йорке.

«Я старалась влезть везде, где можно». Стажировки в Америке

Беларуска не раз была в США — приезжала стажироваться в штаты Пенсильвания и Нью-Йорк. Найти стажировку в Америке непросто — нужно много заплатить специальным сервисам, чтобы приехать и чему-то обучиться. Дарья выбрала другой способ — нашла через знакомых врачей, которые позвали ее попрактиковаться.

Первая стажировка в Пенсильвании проходила в больнице, где оказывают паллиативную помощь. Во второй раз Дарья была в крупном госпитале и прошла сразу несколько стажировок: с реаниматологами, нефрологами и кардиологами.

— Я старалась влезть везде, где можно. Ходила, смотрела, слушала — это было классно. Когда было свободное время, я с медбратом тусовалась в приемном отделении. Тоже было интересно — он меня обучал, показывал, как все работает. Классный дядька.

Под шефством резидентов Дарья осматривала пациентов и общалась с ними. Одной из задач была презентация пациентов — рассказ о том, как они попали в больницу и на что жалуются. В конце нужно было поставить свой диагноз, обосновать его и назначить лечение. За успешные презентации авторитетный кардиолог назвал Дарью «суперзвездой».

— У меня в принципе хорошо получалось, за счет этого, наверное, у него сложилось такое впечатление обо мне. Было очень приятно, это правда.

Больше отдыха и общения с пациентами. Отличия беларуской и американской медицины

В США нет профильных отделений, как, например, «кардиология» или «гастроэнтерология». Пациенты находятся в общих отделениях и лечат их врачи-госпиталисты — такую специализацию после резидентуры получит и Дарья. Узкие специалисты могут помогать с лечением, если у госпиталиста возникают трудности.

В реанимации пациента наблюдает команда врачей разных специальностей, и каждый должен отчитаться о его состоянии со своей стороны. «Качество помощи в этом случае повыше. Пациента можно раньше выписать из реанимации, перевести в обычное отделение. К этому мы всегда стремимся», — рассказывает она. В Беларуси пациента в реанимации смотрит только его лечащий врач, который при необходимости консультируется с коллегами.

Американским врачам положена неделя отдыха после одной-двух рабочих недель, а их беларуские коллеги ждут отпуска.

В Штатах у докторов больше возможностей в плане аппаратов и оборудования. «Бросается в глаза, что там все есть», — говорит Дарья.

В США врачи следуют воле пациента, если тот решил, что его не нужно интубировать и реанимировать. Еще есть понятие «прокси» — это человек, который принимает решение, если пациент не может принять его самостоятельно.

Есть и негативные стороны: по наблюдениям Дарьи, американские врачи общаются с пациентами и их родственниками больше, чем беларуские медики. Это бывает очень тяжело психологически. Эмоционально трудно подчиняться требованию не реанимировать пациента или отключить его от аппарата, объясняет Дарья.

— Понятно, что пациент изначально сам принял это решение, но все равно ты как доктор чувствуешь вот этот груз ответственности.

Врач подмечает преимущества беларуской медицины перед американской — большая доступность для пациентов и меньшее количество судебных исков (жалобы, как правило, до суда не доводят). А еще врачам в Беларуси проще получить последипломное образование и стать узким специалистом.

В США, как и в Беларуси, не хватает врачей. В штатах есть две специальности, близкие к врачебной: ассистент врача и nurse practitioner (медсестра, получившая дополнительное образование — МЗ). Они меньше учатся и платят за учебу, но могут делать то же, что и врач — даже назначать лечение. При этом ответственность за них несет доктор.

— Людям невыгодно поступать сейчас на доктора — это занимает много времени и дорого. Делаешь то же, что ассистент врача, но еще за всеми следишь, проверяешь назначения и так далее <…> У врачей-мигрантов есть возможность попасть на рынок, потому что докторов, которых выпускают американцы, недостаточно.

Программа резидентуры по внутренней медицине, куда поступила Дарья, длится три года. Первый год проходит под присмотром более старших врачей, со второго полномочий и самостоятельности становится больше.

В первый год зарплата резидента — 67 000 долларов в год, потом она увеличивается. После окончания резидентуры заработок тоже подрастает — он зависит от специальности и места работы.

Нужно перепрограммировать мозг. Как сдать самый сложный экзамен в мире

Долгий путь подготовки к американской резидентуре начался в марте 2021-го, через полгода после отъезда из Беларуси. Изначально Дарья хотела подтвердить диплом в Латвии, но изучение латышского до С1 заняло бы годы. Врач решила сдавать американский экзамен USMLE — один из самых сложных в мире.

USMLE состоит из трех этапов. Для подтверждения диплома нужны два этапа, а третий можно сдать уже в резидентуре. Дарья сдала все три: к первому готовилась год, ко второму — несколько месяцев, а к третьему — четыре дня.

Врач говорит, что за это время «по сути получила второе образование» — настолько разнятся системы обучения. Дисциплины те же, но изучаются они совсем на другом уровне.

— Ушло много времени на то, чтобы перепрограммировать мозг на этот экзамен. В патане нужно знать названия генов, за что они отвечают, как работают, знать в мельчайших подробностях процессы, которые происходят в клетках, с названиями всех этих сложных веществ. Мы настолько подробно это не изучали в университете.

Чтобы отвечать на вопросы экзамена, нужно мыслить сразу на нескольких уровнях, я бы так сказала. На первом этапе экзамена могут быть такие вопросы. Дают клиническую ситуацию и спрашивают: какой механизм действия препарата, который подошел бы здесь лучше всего? Нужно за минуту поставить диагноз, какая бактерия вызвала, допустим, инфекционное заболевание, какие у нее свойства, какой антибиотик лучше подходит и какой у него механизм действия.

У нас в вузе тоже достаточно хорошо учат, здесь просто другой подход. У американцев есть совсем новые моменты вроде этики. Мы это не изучаем, а у них есть целые задачи: нужно принять правильное решение, выбрать правильную реплику, чтобы пациенту ответить.

Второй этап экзамена состоит из задач по внутренним болезням, хирургии, педиатрии, акушерстве и гинекологии, статистике и этике. В них нужно назначить лечение и определить прогноз пациента. Особое внимание уделяют скрининговым исследованиям — важно знать, в каком возрасте и на что нужно проверяться с точки зрения профилактики заболеваний.

Третий этап экзамена длится два дня. Его задания напоминают первые два этапа, но есть и смоделированные ситуации — к врачу приходит пациент с определенными жалобами, а доктор должен в режиме реального времени решить, что с ним делать.

Экзамен нужно сдать без пересдач — они считаются «красным флагом» в заявке на резидентуру. После успешной сдачи USMLE и Occupational English Test, с необходимыми документами от Минздрава родной страны врач получает сертификат образовательной комиссии по делам выпускников иностранных медвузов (ECMFG).

— У меня были приключения веселые с сертификатом, процесс его получения занял месяцы. Сначала [в Минздраве Беларуси] не хотели отдавать документы, потом дали не очень хорошую характеристику. Я хотела податься на резидентуру еще в прошлом году, но из-за сложностей с бюрократией упустила время.

Процесс чем-то напоминает Tinder. Поступление в резидентуру

Терапевт шутит, что процесс поступления в резидентуру чем-то напоминает приложение для знакомств Tinder. Главное — мэтч, но все устроено гораздо сложнее.

Все происходит на специальном сайте. Врач составляет заявку, внутри нее — резюме, сертификат, рекомендации врачей (лучше, если это будут американцы) и мотивационное письмо.

Дарья говорит, что составить его помогли фанфики по Гарри Поттеру, которые она писала в школе. Начинается мотивационное письмо тоже со школьной истории.

— Я изначально вообще не хотела быть в медицине. Однажды в школе я осталась одна после уроков. Пришла уборщица, у нее был порез на пальце, и я смогла ей помочь его забинтовать. Она меня похвалила и сказала, что мне нужно быть доктором. Мне было 12 лет, и после этого я решила: а почему бы и нет?

После составления заявки врач выбирает программу резидентуры, учитывая свои пожелания и требования к кандидатам. Среди требований может быть, например, научная деятельность и клинический опыт в США.

Заявки подаются централизованно, в конце сентября программы получают доступ ко всем заявкам и начинают их рассматривать. Понравившихся кандидатов приглашают на интервью. После нескольких интервью каждый врач составляет свой рейтинг программ резидентуры, а каждая программа — рейтинг кандидатов. Этот процесс длится до match day в марте, когда апликанты узнают, выбрала ли их понравившаяся программа.

Дарью пригласили на интервью рано, еще в середине октября. Началась беседа с неожиданного вопроса.

— Врач, который меня интервьюировал, сказал: «Я читаю письмо рекомендательное. Тут доктор пишет, что вы вынуждены были уехать из-за политики, принимали активное участие в политической жизни». Он попросил рассказать немножко о том, почему мне пришлось уехать.

В первую секунду я немножко растерялась — многие говорили, что мало кто поднимает такие вопросы на интервью. Считается, что это щепетильная тема для беседы.

Постаралась рассказать быстро и понятно о том, что происходило. <…> В конце завернула, что эта ситуация сделала меня сильнее, более зрелым человеком. И теперь я сижу тут с вами, поэтому все хорошо, хэппи энд.

Я даже поблагодарила врача за то, что он меня об этом спросил. Это был маркер того, что я бы хотела с такими людьми работать дальше.

После интервью Дарья получила приглашение на программу и приняла его. Она прошла в резидентуру заранее, не дожидаясь марта — это называется pre-match. Врач объясняет, что так происходит с программами, которые набирают команду резидентов заранее.

— Я уже чувствую себя гораздо свободнее, потому что есть промежуточный пункт, к которому ты пришел. Сам путь сильно давил психологически. Идешь и не знаешь, получится у тебя или нет, а назад идти некуда.

«Все через себя пропускаешь». Волонтерство в центре помощи украинцам

Во время подготовки к очередному этапу экзамена Дарья волонтерила в центре помощи украинским беженцам в Риге. Врач помогала украинцам с оформлением документов и старалась поддерживать психологически. Бывало тяжело, признается она.

— Была семья — бабушка, мама и две внучки. Я у бабушки спросила адрес в Украине, и она говорит: «Запишите мой адрес, но дома этого уже нет, его разрушили». Ты указываешь место, которого уже не существует. Следующий вопрос про семейное положение. Я спрашиваю, замужем ли она. У нее такая растерянность. Говорит: «Я как бы замужем, но у меня мужа ракета убила. Мы его во дворе похоронили. Я не знаю, документов нет никаких. Наверное, указывайте, что я вдова, его же уже нет в живых».

Были люди, которые показывали фото своих многоэтажек сгоревших — «это был мой дом». Одна женщина с сыном спаслась, но у них кот сгорел. Меня тоже очень задело, как это грустно и тяжело.

Люди из Мариуполя даже не могли заполнять толком документы, потому что просто в шоке пребывали. Я старалась помочь, чем могу, подбадривать, как-то успокаивать. Конечно, все через себя пропускаешь. Помню, думала, что буду быстрее готовиться к экзамену, но этого не произошло, потому что я просто приходила с волонтерства и было сложно включиться как-то в рабочий процесс.

«Твои проблемы — полная ерунда». Как держаться в трудные моменты

Дарью поддерживали друзья и семья, мотивировать себя помогали маленькие цели, а их достижение двигало вперед.

Врач рассказывает, что в трудных ситуациях до сих пор вспоминает беларуские протесты. Осознание того, что пережили и продолжают переживать люди, помогает по-другому посмотреть на вещи, говорит Дарья.

— Ко мне в приемное отделение пришла молодая пара с ковидом. Подхватили, находясь в камере. Они с улыбкой абсолютно беззаботно рассказывали о том, как им сделали «массаж дубинками». При этом у них были синяки по всему телу, особенно у парня. Очень запомнился хирург, который не мог линейкой эти синяки измерить, потому что ее не хватало по размеру. Нужно было брать, наверное, рулетку, чтобы замерять все это.

Люди при этом все еще продолжали улыбаться и оптимистично смотреть на вещи. Я помню этих ребят, они мне как-то в душу запали. <…> Начинаешь думать, что твои проблемы — полная ерунда. Ты на свободе, ты здоровый человек, все абсолютно вторично.

«Хочется стремиться к чему-то далекому». Возвращение в Беларусь

Дарья уже не видит себя врачом в Беларуси. В будущем, после демократических изменений в стране, она хотела бы приехать посмотреть на места, с которыми связаны детские воспоминания. «Какого-то желания возвращаться на постоянное место жительства у меня нет», — говорит она.

— Я старалась не думать о своем отъезде, потому что это вызывало неприятные ассоциации. Стараешься отгородиться от этих мыслей, но в то же время отгораживаешься от всего, что тебя связывало с этой страной. Этот процесс происходит независимо от меня.

Стоят другие цели, другие задачи. Ты себя уже видишь членом другого общества в другой стране. Сейчас мне хочется стремиться к чему-то далекому, открываю для себя весь мир.