«У меня умирает мама, я буду сейчас плакать». История многодетной матери, которая стала участвовать в маршах после избиения сына

Избиение сына и увольнение. Протесты

До выборов 2020 года Инна была «обычным, совсем аполитичным гражданином». Гродненку впечатлили не протесты, а ответная реакция властей — после увиденного женщина сама присоединилась к акциям.

Ее 18-летнего сына после выборов задержали и избили. По словам женщины, парень просто оказался в белой майке не в том месте и не в то время. Через три дня парня отпустили.

Инна начала высказывать свою политическую позицию на работе — женщина была управляющей кофейни «Хотфикс» в центре Гродно. На витринах она выставляла белые и красные свечи. В конце августа, перед приездом в город Александра Лукашенко, Инне позвонил владелец кофейни.

— Мне прочитали мораль, рассказали, какая я неправильная. Мне сказали: «Увольняйся, ты больше работать не будешь». Это было в пятницу вечером, в понедельник утром я написала заявление об увольнении, — вспоминает гродненка.

В соцсетях Инна рассказала, что уходит с работы по политическим причинам. Женщина уехала в Минск и продолжила участвовать в акциях вместе со своей дочерью — волонтеркой правозащитного центра «Вясна». Гродненка ходила на все марши и рассказывала об этом в соцсетях, надеясь, что так сможет «достучаться до государства».

Из-за избиения сына женщина обратилась в прокуратуру, но через несколько месяцев получила «отписку». «Не был удостоверен факт, что он сидел в тюрьме. Его уволили с практики, колледж нам выписал штрафные санкции», — говорит она.

В ноябре 2020 года на Инну впервые завели административное дело из-за фото в соцсетях. В декабре она вернулась в Гродно и попыталась «просто продолжать жить».

Попытка переезда и ГУБОПиК. Задержание

Летом 2021 года Инне предложили работу в Одессе — она уехала в Украину одна, чтобы устроиться и позже перевезти семью. С работой не получилось, и через полтора месяца гродненка вернулась в Беларусь.

По возвращении она стала преподавать йогу и сосредоточилась на том, чтобы обеспечить детей. Йога стала для Инны способом успокоиться, объясняет она.

Гродненка говорит, что продолжала активно комментировать посты о политике. При этом Инна не знала, что люди, на которых она подписана в соцсетях, выехали из страны и могут свободно высказываться. «Я считала, что мы внутри Беларуси это делаем», — добавляет женщина.

В апреле 2022 года к ней домой приехали из ГУБОПиКа.

— [Силовик] ткнул в лицо фотографию, где я на TUT.by. У меня очень было много доказательств в соцсетях, потому что, во-первых, я не считала нужным прятать. Во вторых, я давала интервью, в третьих, я понимала, что честная, прозрачная позиция — это один из способов выразить свое мнение.

Примерно за полгода до этого Инна зарегистрировалась в фейковом плане «Перамога», созданном беларускими силовиками — об этом она узнала от сотрудников ГУБОПиКа.

— Инна Юрьевна, ну как это? Вы бы сидели тихо, не лезли, но вы ж такая змагарка! — пересказывает Широкая слова силовиков.

Сотрудники ГУБОПиКа искали «протестную символику» в цветочных горшках и читали детям Инны «нотации про цифровую гигиену». Женщина признается, что была напугана и прямо говорила об этом силовикам. На фоне стресса, говорит гродненка, сыграли профессиональные привычки — она вела себя подчеркнуто вежливо и корректно.

— Было видно, что я обычный человек, поэтому на меня не было сильного давления. Я взывала к каким-то общечеловеческим вещам, не к праву, а к тому, что я простая слабая женщина, рядом мои дети, вы в моем доме, и я вынуждена с вами куда-то ехать.

Силовики приехали за гродненкой из Минска — это тоже ее напугало. «Я понимала, что люди с вечера собрались, выехали в Гродно, оформили на меня командировку, заказали в бухгалтерии бензин для того, чтобы меня арестовать», говорит она.

— Допрашивали меня в машине, чтобы сэкономить время. У них все там было по графику. В восемь ровно меня арестовали, потому что начался их рабочий день, ровно в два меня сдали следователю, потому что у него закончился обед. Ровно в пять меня завезли на Окрестина, потому что там заканчивался рабочий день.

Клопы, вши и мантры в камере. ИВС и СИЗО

В изоляторе ее поместили в «политическую» камеру с плохими условиями — матрасы не давали, а «кормушку» не открывали, поэтому не хватало свежего воздуха. Ночью свет в помещении не выключался, а сотрудники приходили с проверками.

— У нас были клопы и вши, нам подсаживали бомжа. Отсутствие любых средств гигиены, туалетной бумаги, мыла. Полный набор, чтобы сделать жизнь невыносимой.

В камеру, добавляет она, приходили избитые девушки. Некоторые из-за угроз и страха подписывали соглашения о сотрудничестве и снимались в «покаянных» видео. Инна вместе с сокамерницами начала заниматься йогой, чтобы помочь себе и другим успокоиться. «Мы медитировали, мантру Ом пели, я аффирмации себе читала, дыхание выстраивала», — вспоминает женщина.

Против Инны завели уголовное дело по статье о грубом нарушении порядка и перевели в СИЗО на Володарского. Женщина рассказывает, что на нее собрали огромную «доказательную базу»: фото со всех маршей, комментарии и переписки с друзьями, в которых гродненка «не выбирала выражений». Кроме того, Инна входила в расширенный состав Координационного совета, который к моменту ее задержания признали «экстремистским».

— Первоначально я просто прикидывала, какой максимальный срок могу получить. Это было стрессово очень. Я отказалась от дачи любых показаний, сослалась на тяжелое эмоциональное состояние. Ничего не подтвердила против себя. По фотографиям мне нарыли шесть маршей с выходом на проезжую часть. Все остальное, сказали, будет в рамках другого уголовного дела.

Камера на десятерых, в которой сидела Инна, была «транзитной»: туда часто помещали людей перед «этапом», но политических всегда было 50-80%.

— В жизни мы бы так никогда не встретились, не дружили бы. Тут мы были вынуждены общаться, обмениваться идеями, взглядами, опытом. Там были [Марина] Золотова, [Елена] Толкачева, [Ольга] Голубович, [Татьяна] Карпович, [Светлана] Барановская. С Марфой Рабковой виделись в отстойнике.

Болезнь мамы, суд и экстренный отъезд

В СИЗО гродненка продолжала заниматься йогой и каждый день писала письма своим детям.

— Я описывала желание обняться, поцеловать их, по голове погладить. Это была какая-то монотонная работа, потому что описывать было нечего. Какой-то такой мур-мур-мур: я тебя поцелую в щечки, в глазки. У меня образовался мозоль на пальце, как в школе бывает.

Однажды Инна получила письмо от мамы, в котором та рассказала о своей тяжелой болезни — этот момент гродненка называет самым тяжелым в заключении.

— Я была в таком ступоре, в таком отчаянии, что написала на листе бумаги для девочек объявление: «У меня умирает мама, я буду сейчас плакать, не обращайте внимания». Я пошла в туалет, закрылась шторкой, включила воду и рыдала там пару часов. Потом вышла, пообнималась молча с девочками.

Приближалась дата суда, а тревога росла — Инне было страшно от того, что после приговора нужно будет смириться с новой реальностью. 26 июля прошлого года гродненку приговорили к 3 годам домашней химии.

Эйфория после освобождения быстро прошла — вместо нее появился страх снова оказаться в заключении.

— Мои коммуникации с родными были очень однобокие. Мы с мамой по сути не общались, потому что я не хотела ее расстраивать своим неуправляемым поведением: боюсь всего, чуть что хватаюсь за телефон и убегаю. Я вела себя не как человек, у которого все нормально, — объясняет она.

Инна решила уехать из Беларуси и уже через две недели была в Польше вместе с тремя детьми. Из-за экстренного переезда Инна не смогла попрощаться с матерью, а после эмиграции они общались «очень скудно» — женщина боялась, что родственников начнут преследовать.

— Все закончилось маминой смертью. В декабре она скоропостижно скончалась от ковида. Я даже не смогла попрощаться приехать.

Волонтерство в Белостоке и реабилитация в Варшаве

Полгода после переезда Инна была волонтеркой фонда Okno na wschód, преподавала йогу. После продолжила заниматься этим в небольшом пространстве в Белостоке, которое открыла вместе со знакомыми. Двое детей Инны ходят в школу, а старший сын работает в беларуском барбершопе.

В Варшаве Инна участвует в реабилитационной программе, в рамках которой экс-политзаключенные приходят обследования и получают необходимое лечение. Вместе с другими бывшими заключенными гродненка создает организацию для поддержки осужденных по политическим мотивам.

— Я считаю, мне повезло, а мои сокамерницы получили и продолжают получать огромные сроки. Я прекрасно понимаю систему страданий в тюрьме, потому что я это испытала на собственной шкуре. Я не могу все это забыть, оставить в прошлом. У меня очень сильно болит за то, что я просыпаюсь в своей постели каждый день, а девчонки просыпаются на нарах.