Не забыться. Разговоры с беларусами, получившими ранения в первые дни протестов 2020 года
Статья
9 августа 2022, 10:05

Не забыться. Разговоры с беларусами, получившими ранения в первые дни протестов 2020 года

Иллюстрация: Мария Гранаткина / Медиазона

Первые несколько дней после президентских выборов 2020 года оказались для Беларуси беспрецедентными по уровню милицейского насилия на улицах: в людей, несогласных с продлением полномочий Александра Лукашенко, стреляли резиновыми пулями и бросали светошумовые гранаты. Блог «Шуфлядка» поговорил с беларусами, ранеными в первые дни протестов, как они живут сейчас и как оценивают произошедшее с ними тогда. «Медиазона» перепечатывает этот текст.

Роман Зайцев. «Главное событие — что я все-таки остался жив»

9 августа около 11 вечера строитель из Горок Роман Зайцев и его товарищи пришли к стеле «Минск — город-герой», чтобы, как говорит спустя два года Роман, «поддержать народ, выразить свой протест».

Когда силовики начали бросать в толпу светошумовые гранаты, Зайцев попытался уйти, но не успел — граната разорвалась прямо перед ним. Фотография окровавленного мужчины стала одним из самых известных снимков тех дней.

— У меня, получается, было повреждение легкого (осколок в легком), ушиб сердца, отрыв двух фаланг, сотрясение мозга. Ну и, опять же, повреждение тканей — на груди было очень много дырок выжженных, и осколками плечо было разорвано — сантиметров пятнадцать, наверное, шрам такой, — перечисляет он.

Раненого Зайцева увезли в военный госпиталь. Он пролежал там месяц, но чтобы восстановиться, потребовалось около полугода — все это время Роман разрабатывал кисть руки и лечил поврежденные разрывом мышцы груди.

— Ну, и, естественно, отпечаток этот остался. То есть, скажем так, если я полноценно мог рукой брать, мелкая моторика у меня была развита, когда у меня пальцы на месте были, то сейчас… Я к этому уже привык с большего, но все равно дает о себе знать недостаток фаланг, — говорит Зайцев.

Следственный комитет, говорит он, не нашел в действиях силовиков состава преступления — об этом Романа уведомили в один из зимних месяцев, он не помнит точную дату.

Сейчас Зайцев продолжает работать строителем на том же месте и не думает менять профессию.

— Не знаю, правда, насколько это будет перспективно. Уезжать не очень хочется, поскольку здесь все родные, близкие, друзья. Ну, скажем так, тяжело. Но будем держаться до последнего здесь, ну а дальше уже будет видно, — говорит он.

Иллюстрация: Мария Гранаткина / Медиазона

В ближайшее время Роман планирует вернуться к занятиям в тренажерном зале — он считает, что уже достаточно восстановился для спорта.

— Я раньше занимался спортом, ну, поддерживал себя, скажем так, в зале. До этого момента у меня не было такой возможности, потому что все-таки чуть-чуть мышцы еще не готовы были. Но вот сейчас уже вроде как более готов — буду начинать в зал ходить снова, — делится планами Зайцев.

«Шуфлядка» спросила его о самом важном событии за прошедшие два года.

— Наверное, главное событие в моей жизни — это сама жизнь, потому что я был совсем на краю. И, видя глаза своих близких, родных, я понимаю, что это главное событие — что я все-таки остался жив, — ответил Роман.

Наталья Лубневская. «Я не знаю, что можно было бы сделать иначе»

10 августа журналистка «Нашай Нiвы» Наталья Лубневская вместе с несколькими коллегами освещала уличные акции протеста. Около семи вечера возле ТЦ «Корона» на Кальварийской улице ей в ногу попала резиновая пуля. Это произошло, когда силовики погнались за протестующими, а журналисты попытались отойти в сторону.

— Когда я отходила, я почувствовала, что что-то зацепило меня в районе колена. Я перебежала пешеходный переход и только после этого уже, когда бежала, поняла, что это не камешек — это рана, откуда льется кровь, — вспоминает Лубневская.

Коллеги и прохожие оказали ей первую помощь на месте и отвезли в БСМП, где журналистка оставалась до середины сентября. Выписавшись, она еще около месяца провела на больничном и посещала занятия ЛФК, чтобы разработать ногу после двух недель в гипсе.

Сейчас, говорит Лубневская, никаких последствий ранения она не ощущает, «функционально все в порядке».

— Единственное, что осталось — шрам на месте от раны, который, я так понимаю, со мной на всю жизнь, — говорит она.

К работе журналистка вернулась сразу после выписки, однако ходить на протестные акции уже не могла: «Нужно было какое-то время, чтобы просто вернуться в прежнее состояние и ходить с нормальной скоростью, не хромая».

Компенсации Лубневская не получила. Сперва травму признали производственной, из этого госинспекция труда даже хотела оштрафовать издание. В итоге, рассказывает журналистка, до штрафа дело не дошло, но несколько месяцев назад ей пришло уведомление от Белгосстраха, пригрозившего взыскать с нее стоимость больничного, оплаченного компанией.

Как объясняла Лубневская в фейсбуке, для отчетности Белгосстраху был нужен документ о закрытии дела, возбужденного по факту стрельбы. Однако Следственный комитет раз за разом отвечал, что проверка продолжается. Уголовное дело в итоге так и не завели, а в последние месяцы СК и вовсе прекратил переписку, потому страховая компания решила взыскать деньги с самой пострадавшей.

В июле 2021 года журналистка покинула Беларусь после обысков в редакции «Нашай Нiвы» и задержания коллег.

«Шуфлядка» спросила Наталью, не поступила ли бы она 10 августа 2020 года иначе, если бы уже тогда знала, в каком направлении будут развиваться события в стране потом. Она ответила: «Что касается моей работы в поле, идти — не идти, то нет».

— Я бы действовала так же, потому что я ничем не нарушала закон и придерживалась стандартов и правил, которых следует придерживаться журналисту. Я не знаю, что можно было бы сделать иначе, — говорит она.

Из событий последних двух лет Лубневская выделяет для себя два самых важных. Первое — разгром редакции «Нашай Нiвы» и приговор главреду Егору Мартиновичу и начальнику отдела рекламы Андрею Скурко.

Иллюстрация: Мария Гранаткина / Медиазона

Второе — война в Украине.

— Не то, чтобы было возможно привыкнуть к тому, что в твоей стране происходит, но, кажется, с этим научились как-то жить, — рассуждает она. — Когда началась война, это снова переиначило все как для тех, кто остается в стране, так и для тех, кто за границей. Сейчас вот ты за границей и казалось бы, можно ощущать себя в безопасности. Но теперь, зная, что в любой момент, например, беларуские власти решат вступить в войну более открыто, и беларусы, которые сейчас за границей, станут нежеланными там — ты тоже не можешь чувствовать себя спокойно. Это если глядеть на бытовом уровне, не говоря уже о глобальном.

Все остальное, признает Наталья, теперь отступило на второй план и «проходит не настолько заметно, как это».

— Я не делаю планов. Не знаю. Продолжать работать журналистом. Ну и сохранить как-нибудь трезвый рассудок во всех этих событиях, попробовать сохранить эмпатию, эмоциональную устойчивость и чувствительность. После стольких событий я по себе понимаю, что на многое реагируешь уже не так остро, хотя уровень абсурда в родной стране остается высоким — даже выше стал, наверное, чем раньше. Ну и не забыться, несмотря на то, что, может быть, хотелось бы вернуться к личной нормальной жизни. Невозможно забыть то, что происходило. Потому что до сих пор коллеги сидят в тюрьме — и еще больше тысячи политзаключенных, — говорит она.

Андрей. «Бандиты напали. Как еще можно оценить?»

Вечером 9 августа Андрей был в Минске и оказался у стелы.

— Позвонил друг, сказал, мол, ты видел, чего там нарисовали? Ну, собственно, и все. Я удивился, очень сильно разозлился, вызвал такси и поехал, — вспоминает он.

Молодой человек стоял в сцепке в первых рядах перед силовиками. Собравшиеся около стелы сперва надеялись, что их не будут разгонять, вспоминает он. «Потому что там не было таких, знаете, оскорбительных лозунгов. Были лозунги в основном: "Милиция с народом!", "Опускайте щиты!" — и в это действительно верилось», — признается Андрей.

В какой-то момент, продолжает он, протестующие начали баррикадировать дорогу — тут ему показалось, что дело «начинает попахивать чем-то странным».

— Ну и на каком-то этапе просто бросили светошумовую гранату в толпу. Одна из первых попала в меня — ну, рядом со мной взорвалась. Ну и все: шок, понимание, что нанесен огромный ущерб организму. Все начали убегать, разбегаться, я начал просить ребят: «Типа помогите, со мной что-то не так». Какая-то девушка с парнем остановились, помогли мне дойти. Сразу же начали приезжать к нам машины скорой помощи. Собственно, в одну из этих машин меня погрузили и повезли в военный госпиталь, — рассказывает парень.

В госпитале Андрею диагностировали ожоги разной — от первой до третьей — степени и осколочные ранения от разрыва гранаты. В первое время он не мог ходить. Всего в госпитале пришлось провести около двух недель, после Андрей еще неделю оставался на больничном дома. Проблем на работе не возникло: «Все все прекрасно понимали». На том же месте он продолжает работать и сейчас.

Последствия ранения дают знать о себе до сих пор.

— У меня одно ухо хуже слышит, постоянно шум в этом ухе, нога на перепады погоды болеть начинает. Конечно, это все отражается, — говорит Андрей.

Ровно через месяц после ранения домой к нему пришли силовики. Они не показали постановление на обыск, поверхностно осмотрели квартиру и намекнули, что Андрею «светит десятка». После этого его отвезли в Следственный комитет в качестве свидетеля, но отпустили после допроса — и с тех пор не беспокоили.

Заявления на силовиков, бросивших в него светошумовую гранату, Андрей не подавал: «Какой смысл?» Он предполагает, что если бы начал пожаловался, то к нему бы «пришли»: «Спросить, не хочу ли я забрать заявление и не экстремист ли я».

«Шуфлядка» спросила молодого человека, не поступил ли бы он иначе, если бы снова оказался у стелы 9 августа 2020 года, и как спустя два года оценивает те события.

«В своих действиях я не изменил бы ничего. А как я оцениваю? Трудно подобрать слова. Бандиты напали. Как еще можно оценить?» — ответил он.