«Ты сидишь целый день в телогрейке». За что осужденного могут перевести из колонии в тюрьму и как вернуться обратно
Статья
3 августа 2022, 10:57

«Ты сидишь целый день в телогрейке». За что осужденного могут перевести из колонии в тюрьму и как вернуться обратно

Гродненская тюрьма. Фото: Lech Krolikowski / East News

В марте этого года правозащитники из центра «Вясна» заметили, что политзаключенных Беларуси все чаще переводят из колоний в тюрьмы. Это серьезное ужесточение наказания: на тюремном режиме человек лишен свежего воздуха и ограничен в движении, а чтобы вернуться в колонию, нужно доказать, что ты «стал на путь исправления». Блог «Шуфлядка» поговорил об этой практике с юристом Евгением Пыльченко и бывшей заключенной Натальей Херше. С разрешения авторов «Медиазона» перепечатывает этот материал.

Что такое тюрьма и как туда попасть

Всего тюрем в Беларуси три: одна в Гродно, одна в Могилеве и одна в Жодино. От колонии тюрьму, объясняет юрист Евгений Пыльченко, в первую очередь отличает режим отбывания наказания.

— Тюрьма — это камерный режим. Это либо камера на несколько человек, либо одиночные камеры. В колонии все-таки проживание не в камерах организовано, и люди какое-то время ходят по улице на свежем воздухе. В тюрьме — все время в камере. Предусмотрены только прогулки по полтора часа в день или по часу, — рассказывает он.

Как объясняет Пыльченко, лишение свободы в тюрьме назначается тем, кто осужден на срок более пяти лет за особо тяжкие преступления, либо тем, кто совершил особо опасный рецидив. При этом суд не может отправить в тюрьму более, чем на пять лет; остальной срок осужденный будет отбывать на другом режиме — например, в колонии.

Третья категория осужденных, отбывающих наказание в тюрьме — те, кого приговорили к пожизненному заключению. На них ограничение в пять лет не распространяется.

Однако если суд приговорил вас к лишению свободы с отбыванием в колонии, это еще не значит, что вы не окажетесь в тюрьме, продолжает Пыльченко — в Беларуси ужесточение режима применяется как наказание для осужденных, признанных злостными нарушителями. Чтобы заслужить такой статус, нужно:

  • получить любые четыре взыскания;
  • либо три взыскания, одно из которых — лишение права на посылку, передачу или свидание;
  • либо два взыскания, одно из которых — водворение в штрафной изолятор.

Вопрос о переводе в тюрьму не относится к компетенции администрации колонии: для этого она должна обратиться в суд, который может назначить нарушителю тюремный режим, но не более чем на три года.

В самой тюрьме условия для заключенного тоже могут быть разными — предусмотрен как общий, так и строгий режимы. Пыльченко перечисляет различия: для общего режима предусмотрена одна полуторачасовая прогулка в день, а для строгого — только часовая; кроме того, ограничивается количество свиданий (с двух до одного в год соответственно), передач (также с двух до одной) и денег, которые можно расходовать на свои нужды (с двух базовых величин до одной). Для сравнения, в колонии на общем режиме осужденный может тратить на личные нужды до шести базовых величин.

Холод, голод, скука

В марте правозащитники «Вясны» насчитали в Беларуси как минимум 26 политзаключенных, которых за последний год перевели на тюремный режим. За месяц до этого из могилевской тюрьмы №4 освободилась гражданка Швейцарии Наталья Херше, приговоренная к 2,5 годам колонии за сорванную с омоновца балаклаву — ее обвиняли в сопротивлении милиции.

Херше оказалась в тюрьме в конце сентября 2021 года за систематическое нарушение правил внутреннего распорядка колонии. В интервью изданию «Зеркало» она рассказывала, что наотрез отказалась шить форму для силовиков.

— Суд был выездной, приехал в колонию в количестве одного судьи, — вспоминает Херше в разговоре с блогом «Шуфлядка». — Вот тут со стороны зрителей сидели… Я не знаю, кто, может быть, прокурор — мне никто не представлялся, но два человека какие-то сидели. И просто было зачитано обвинение. Судья сказал, что на пять минут удаляется для принятия решения, что меня очень, конечно, развеселило, потому что через пять минут он вернулся и взял со своего же стола уже подготовленное решение о переводе меня в тюрьму. Вот все это спектакль, знаете, такой.

Наталья Херше после освобождения. Фото: Michael Buholzer / Keystone / AP

Первое отличие от колонии, на которое Херше обратила внимание после перевода в могилевскую тюрьму — это качество пищи. По ее словам, еда в тюрьме недостаточно питательная и не соответствует нормам — например, вместо заявленной гороховой каши выдают перловую.

— Я два месяца с 1 декабря питалась только тюремной пищей. Я принципиально ничего не покупала из магазина — только кофе, чай и воду. Результат был такой, что я за два месяца потеряла 1,8 килограмма. То есть почти два килограмма я потеряла на еде. И это учитывая то, что они все равно обязывали баландеров давать мне на второе мясо — специально подготавливали кусочек какой-то, чтобы у меня оно было. Потому что я более чем уверена, что за простым заключенным никто так не смотрит, и мясо они, может, вообще не получают, — рассуждает она.

Бывший заключенный Борис, который побывал в могилевской тюрьме во время этапирования в колонию, тоже нелестно отзывается о тамошней кухне.

— Допустим, картошку дают. Вот смотрите, картошка — воды больше, чем той картошки. Возьмите, сделайте пюре и налейте туда, допустим, кастрюлю, полкастрюли пюре и полкастрюли воды. Такая вот картошка, — говорит он.

По словам Херше, когда она попросила включить в рацион молочные продукты, ей сказали, что они полагаются только работающим заключенным.

— Я говорю: я тоже хочу работать. В могилевской тюрьме очень ужасная библиотека, очень ужасная. Никакого каталога нету. Когда я начала требовать показать, какой выбор книг есть, тогда уже начали составлять какой-то для меня в тетради каталог. Это лучше, чем ничего, но, конечно, не на достаточном уровне. Так вот, я говорю, дайте мне работу — давайте я буду ходить в библиотеку, составлять каталог какой-нибудь книг. Ну они все это, конечно, несерьезно восприняли и сказали, что масло получают только работающие, — вспоминает Херше.

По ее словам, работа в тюрьме чаще всего — физическая: «на кухне, потом строительное что-то: отремонтировать, покрасить, забетонировать».

— Мне говорили, что есть какие-то камеры, где установленные машинки швейные, но я такого не видела, — говорит она.

У заключенных в тюрьмах не всегда есть возможность работать, добавляет Пыльченко и приводит известный ему пример из жодинской тюрьмы.

— Мне рассказывал человек, который не мог попасть на работу, потому что не для всех была. А им, поскольку они долго сидят, ничего не делают, хочется хоть чем-то заняться. То есть там такая мотивация была, но не хватало как раз-таки работы, — объясняет юрист.

Весь срок в тюрьме Херше провела одна в шестиместной камере. Она описывает распорядок дня заключенного: подъем в шесть утра, влажная уборка камеры, затем завтрак, прогулка в огороженном дворике, свободное время до обеда, а после — свободное время до ужина.

— В общем-то, ты сидишь все время в камере. И если нет каких-либо мероприятий, там каких-то разговоров с воспитателями, либо с адвокатами, либо с послом у меня, то, в общем-то, ты сидишь сам, предоставлен сам себе: читай что-нибудь и занимайся чем тебе нравится, — говорит она.

Условия в камере, судя по рассказу Херше, трудно назвать комфортными. Тюремные помещения плохо отапливаются — из-за этого Наталья почти не снимала телогрейку, шапку и рукавицы.

— Тюремное отопление они могут регулировать, — объясняет она. — Как и всегда: если кто-то провинился или кого-то хотят наказать, они все могут. Когда я озвучивала постоянно, что холодно, они произвели замеры температуры, и оказалось 18,2°C — то есть нижний предел. Но, извините меня, это холодно — и ты сидишь целый день в телогрейке. Принять какие-то гигиенические процедуры перед сном практически… Ну, возможно, но тоже холодно, воду надо греть.

О холоде в камерах рассказывает и Борис.

— Зимой там вообще, говорят, холод просто невыносимый — в куртках спят зимних, надевают на себя все, что возможно. Но я вам скажу честно, даже весной было холодно. Весной — и то одеваться надо было и в штаны, и в куртку, и во что хочешь, — жалуется он.

Отдельное неудобство заключенному доставляет мебель в камере, рассказывает Херше.

— Скамейка 14 сантиметров [в ширину]. Нигде нету спинки, чтоб прислониться и как-то разгрузить позвоночник. Нигде нету такого. Специально даже кровати установлены на каком-то расстоянии от стены, чтобы не облокотиться, — описывает она тюремную мебель. При этом лежать на кровати до отбоя нельзя, разрешается только сидеть.

В отличие от колоний, которые в Беларуси разделены по гендерному признаку, в одной тюрьме могут содержаться и мужчины, так и женщины — например, Херше отбывала наказание неподалеку от мужской камеры.

— Я даже видела, вернее, слышала, как выносили одного больного из соседней, напротив меня, камеры. Камера была мужская, и по разговорам я поняла, что он был в изнеможденном состоянии. Постелили на пол покрывало, четыре человека взяли за концы, и он лег. Вот его несли так в медсанчасть. Я думаю, это была корона или что-то в этом роде, — рассказывает Наталья.

По словам Евгения Пыльченко, «в целом каких-то особых условий для женщин не предусмотрено в тюрьме». «Поскольку там камерный режим, то разделить несложно», — говорит юрист.

Херше при этом утверждает, что осужденные мужчины в могилевской тюрьме попадались ей на глаза регулярно: при выводе на прогулку и при раздаче пищи.

— Ну, во-первых, баландер, который раздает питание — то есть это заключенный, он все время с одним из надзирателей делает это. Потом, когда ты идешь там, допустим, на какое-то мероприятие или на прогулку, то всегда пересекаешься, но тогда они требуют, чтобы тот человек отвернулся, смотрел в сторону, если это заключенный просто. А если это заключенный, который работает, то они, в принципе могут передвигаться и видеть тебя, и ты видишь их, — вспоминает она.

Можно ли досрочно вернуться в колонию?

Для того чтобы заключенного перевели из тюрьмы обратно в колонию, он должен доказать администрации, что «стал на путь исправления», объясняет Евгений Пыльченко.

«Ставшим на путь исправления» администрация признает по результатам аттестации, и только если заключенный уже отбыл:

  • не менее четверти срока за преступление, не представляющее большой общественной опасности;
  • не менее половины срока за тяжкое преступление (для несовершеннолетних — не менее трети);
  • не менее двух третей за особо тяжкое преступление или особо опасный рецидив (для несовершеннолетних — не менее половины).

    После этого суд по представлению тюрьмы может заменить тюремный режим на более мягкий.

    Пыльченко отмечает, что УИК увязывает возможность обратного перевода в колонию с тяжестью статьи, а значит — с общим сроком наказания. Например, если осужденного приговорили к 10 годам лишения свободы за тяжкое преступление, через год перевели в тюрьму на три года и он в тюрьме "стал на путь исправления", то претендовать на перевод обратно в колонию он сможет все равно не ранее, чем по отбытии пяти лет наказания (то есть половины срока) — к этому времени он уже и так вернется из тюрьмы в колонию.

    В любом случае, резюмирует юрист, рассчитывать на то, что администрация тюрьмы признает вас «ставшим на путь исправления» и инициирует процесс перевода в колонию, не следует: «Я не слышал про такие случаи».