«Во время очередной бомбардировки она самостоятельно удалила канюли и умерла». Беларуские врачи рассказывают о работе в Украине во время войны

24 февраля анестезиолога-реаниматолога Максима Павловского разбудил кот — он спрыгнул с кровати, потому что испугался взрывов за окном. Утром того же дня начмед киевской клиники «Феофания», в которой работает беларуский врач, собрал руководителей центров и отделений, чтобы объявить, что больница переходит на военное положение.

— Мы решили с коллегами, что остаемся здесь, хотя была возможность уехать. Тут еще два доктора из Беларуси работают. Мы считаем, что так правильно. Наша позиция — быть вместе с украинцами, оказывать помощь раненым и быть на стороне добра. То, что происходит сейчас, очевидно всем, несмотря на то, что есть пропаганда. Все понимают, что на чужую землю пришли оккупанты, — рассказывает врач.

В 2017 году Максима Павловского пригласили работать заведующим кардиохирургической анестезиологии и интенсивной терапии в одесской клинике Odrex. Там он вместе с командой организовал ЭКМО-центр. Врач переехал в Киев в 2020 году — ему предложили работу в киевской клинике «Феофания». В ней Павловский руководит службой анестезиологии и интенсивной терапии для кардиохирургических больных, ЭКМО-центром и службой искусственного кровообращения. Он рассказывает, что дорогую и высокотехнологичную методику ЭКМО пришлось применить и во время войны.

— В клинику поступил пациент с полиорганной недостаточностью на фоне проблем с митральным клапаном. Нам пришлось его оперировать, но после операции сердце не работало — мы даже думали о трансплантации. Чудом сердце восстановилось у него, — описывает Павловский.

Он добавляет, что специалисты в «Феофании» занимаются трансплантацией любых органов, но из-за войны организовать такие операции стало сложнее. Врач приводит пример: одну из пациенток с необратимым постковидным повреждением легких врачи подключили к ЭКМО и готовили к трансплантации, но из-за войны женщина операции не дождалась.

— Мы ее смогли поднять на ноги, она даже возле кровати шаги делала. Во время очередной бомбардировки она себе самостоятельно удалила канюли и умерла, — рассказывает анестезиолог. Павловский добавляет, что у пациентки была беременная дочь, поэтому она хотела, чтобы та уехала в безопасное место, а не продолжала ухаживать за ней в больнице — женщина переживала, что дочь постарадет.

На второй день войны в клинику привезли первого раненого, а на третий — пациента с тяжелым ранением груди, живота и повреждением диафрагмы.

— Была очень большая кровопотеря. Там пуля прошла печень, кишечник, легкое и застряла в ключице. До сих пор его лечим, дай бог, чтобы у него все было нормально, — надеется Павловский.

Он рассказывает, что ему запомнилась пациентка с ранением в голову. Врач с сожалением говорит, что спасти ее не удалось: «Головной мозг практически полностью разрушен был, хотя ее живую к нам привезли. Расстреляли машину в трех километрах от больницы. Они из Чернигова эвакуировались».

Павловский вспоминает еще одного пациента — бойца ВСУ, которого доставили в больницу со взрывной травмой.

— На КТ осколки светились практически везде. Офтальмологи наши долго с ним работали, потому что из глаз осколки доставали. Зрение практически у него пропало, предстоит куча офтальмологических операций. Военные травмы тяжелые, они хорошо запоминаются, — говорит врач.

Месяц назад специалисты «Феофании» прооперировали другого военнослужащего ВСУ: в стенке его сердца застряла пуля. В команде врачей был и беларус Максим Павловский.

— Было несколько планов: если бы сердцу не удалось справиться, мы бы его остановили, подключили бы аппарат искусственного кровообращения и из остановленного сердца уже доставали бы пулю, — описывает анастезиолог. — Операция шла плюс-минус три часа. Получилось все очень хорошо, но и повезло ему очень сильно. Если бы пуля попала в сам левый желудочек, а не застряла в стенке, то он бы до нас уже не доехал. На следующий день он на ноги встал, сейчас его уже выписали.

Врач Станислав Соловей работает гинекологом в одной из одесских клиник. В ноябре 2020 года его арестовали на 15 суток за участие в акции солидарности с отчисленными студентами медицинского университета. В августе 2021 года с врачом не продлили контракт в одной из минских больниц. Тогда его пригласили работать в медицинский центр, но в последний момент отозвали предложение.

«Их зам по "безопасности" сказал о "посадке" к осени, видимо, навел справки. Сказали, что это за профсоюзы, мол, их скоро признают экстремистскими организациями и посадят активистов», — вспоминает гинеколог.

За время войны ему не приходилось работать с ранеными пациентами. Врач считает, что в сравнении с Харьковом, Мариуполем и Киевом жизнь в Одессе не изменилась.

— Да, прилетали ракеты, да, воздушная тревога. Поток пациентов сначала уменьшился, а сейчас людей уже больше становится. Изменения в работе, конечно, есть. Например, из-за комендантского часа: с учетом того, что клиника круглосуточно работает, есть свои проблемы. В целом это какие-то временные трудности, — говорит Соловей.

Полномасштабная война изменила отношение некоторых его украинских коллег к Беларуси, но сам гинеколог не сталкивался с негативной реакцией на национальность.

— Некоторые коллеги думали: «Ну что вы рассказываете? У вас все хорошо в стране». А когда началось, поняли, что что-то не то. Скорее всего, столкнусь и я рано или поздно с негативом. Человек, который сильно не вникал в то, что происходит вне его города, страны, а сейчас на его страну летят ракеты — конечно, он будет обвинять, — рассуждает врач. — Мало того, что я почему-то уехал со своей Родины, так я еще почему-то не уехал из Украины, когда начали бомбить.

Соловей рассказывает, что первые дни войны в Одессе были нервными: местные жители думали, что в городе со дня на день появятся российские воздушно-десантные войска.

— Я сидел перечитывал военно-полевую хирургию, потому что все думали, что городу достанется. Спасибо украинской армии — не досталось, — говорит гинеколог.

Врач и его жена решили остаться в Одессе несмотря на обстрелы недалеко от их дома — до тех пор, «пока здесь украинский флаг». Соловей говорит, что ко взрывам и «прилетам» невозможно привыкнуть, и это изматывает сильнее всего.

— На нервы действует даже когда день-два тишины. Относительной тишины, когда не бомбят. Начинают нервы дергаться из-за того, что это затишье перед бурей. Дети на улице играли в мяч — я первое время подпрыгивал. Во время удара по мячу очень специфический звук издается. Все равно ты всегда держишь в голове, что это может лететь ракета, может лететь бомба, — объясняет он.

Терапевт Вера уехала из Беларуси в Украину из-за уголовного преследования. Начало войны врач встретила во Львове. Вместе с подругой она решила переждать очереди на границе и выехать из Украины позже, но через несколько дней страх ушел и Вера решила остаться. Теперь она — терапевт в батальоне имени Кастуся Калиновского.

— Я раз уцякла са сваёй Радзімы, а калі я ўцяку з Украіны, то магу так уцякаць і уцякаць. Напрыклад, Расея нападзе на Польшчу, а потым на Францыю, на Германію… Калі ніхто не дасць адпор, то гэта ніколі не скончыцца? Будзе бясконцая вось гэта навалач. Таму было прынята рашэнне застацца, — объясняет терапевт.

С начала полномасштабной войны Вера работала в волонтерском центре во Львове. Через некоторое время ей предложили вступить в ВСУ — в батальоне Калиновского не хватало врачей. Терапевт решила присоединиться к землякам, потому что считает, что «без свободной Украины не может быть свободной Беларуси».

— Я прыхільніца такой ідэі, што калі б рэвалюцыя ў 2020 годзе была ўдалая, то нейкае ваеннае ўмяшальніцтва з боку Расеі дакладна было б у Беларусь. Калі б была нейкая радыкалізацыя, я ўпэўнена, што расейскія танкі стаялі б ў Беларусі. У мяне такая ідэя, што гэтая крамлёўская навала ідзе на ўсе краіны, якія спрабуюць вырвацца з-пад яе прыгнёту. Таму для мяне гэтак жа натуральна дапамагаць Украіне вызваліцца, як і Беларусі, — рассуждает врач.

Врачи батальона готовят парамедиков и сами учатся у более опытных коллег, а в приемные часы осматривают заболевших бойцов. Вера говорит, что еще не работала в условиях боевых действий, и сейчас учится военной медицине вместе с парамедиками. В батальоне ей выдали оружие — в свободное время терапевт разбирается, как им пользоваться. Условия в батальоне похожи на жизнь в общежитии, замечает она.

— У нас няма такога, каб раўлі раніцай: «Рота, пад'ём!» — але ж ёсць расклад, і мы яго жорстка прытрымліваемся. Хлопцы вучацца вельмі інтэнсіўна, падрыхтоўка сур'ёзная. Можа прайсці некалькі тыдняў, і яны ўжо атрымаюць баявыя заданні, — говорит она.

Медики батальона в будущем планируют выезжать ближе к фронту, а сейчас занимаются штабной работой. Терапевт говорит, что пока самым страшным для нее стало ожидание самой службы.

— Было так страшна-страшна, а потым я прыехала [у батальён] і зразумела, што нічога страшнага няма. Штосьці падобнае да майго досведу папярэдняга, усё нармальна, я спраўлюся. Я думаю, што калі мы кудысьці паедзем, будзе страшна «перад», а ў працэсе будзе норм. Калі проста бярэш і штосьці робіш, ты ўжо не думаеш бясконца.

Оториноларинголог Мария планировала переехать из Беларуси к своему молодому человеку, который некоторое время жил во Львове. В январе она приезжала в Украину, чтобы составить резюме и отправить в Министерство образования документы для подтверждения диплома. Вскоре врач вернулась в Минск, а когда началась война, Мария решила уехать во Львов через Польшу.

В первый раз врача не пропустили украинские пограничники, и после она оказалась в лагере для беженцев. Там Мария провела три дня.

— В волонтерских лагерях преимущественно украинцы. Я стояла совершенно растерянная, ко мне подходили ребята и предлагали помощь. Меня больше всего поразило, что в их сердце еще достаточно места для того, чтобы сочувствовать и помогать другим, хотя они бегут от войны, — говорит врач.

Вскоре Мария решила снова попытаться попасть в Украину. Из Люблина врач доехала до железнодорожной станции «Краковец» на границе и удивилась — она выглядела совсем не так, как представляла себе беларуска.

— Мне казалось, что [«Краковец»] это небольшой населенный пункт. Оказалось, что это просто станция в лесу. Меня выгрузил проводник и перекрестил, потому что я была с чемоданом и огромным рюкзаком. Благо, через 400 метров была дорога. Дальше я нашла хутор, разбудила бабушку, которая мирно спала и рассказала ей, чего я хочу. Бабуля разбудила своего сына, который меня до границы довез. Когда я предлагала деньги, все махали руками и говорили: «Что ты, окстись! Тебе же нужно, у тебя сложная ситуация», — рассказывает Мария.

В этот раз ей повезло: после разговора с пограничниками и нескольких часов ожидания на погранпункте ее все-таки пропустили в Украину.

— Если ты прибываешь в Украину из страны-агрессора, то каждый случай решается в индивидуальном порядке. На границе были все адекватно настроены, совершенно не враждебно, — вспоминает врач.

Уже в Украине Мария получила письмо из Минобразования о том, что признание ее диплома приостановлено.

— В любом случае у меня нет отчаяния, потому что, если я правильно понимаю, непризнание диплома — это всего лишь непризнание. У тебя же все равно есть возможность подтвердить диплом. Как это происходит, например, в Германии. Там наши дипломы тоже не признают, нужно сдать языковой экзамен и медицинский, — говорит оториноларинголог.

Сейчас Мария занимается волонтерством во Львове, но из профессии уходить не хочет. Она собирается ходить на собеседования с главврачами и их заместителями, чтобы понять, можно ли устроиться на работу с еще не подтвержденным дипломом.

— Меня посещают мысли [о том, чтобы отправиться на фронт]. Периодически возникает желание помогать, особенно когда читаешь про какие-то зверства. Но опять же, пойти на фронт парамедиком — я понимаю, что это ответственное решение, — рассуждает врач.