«Пару раз допрос прерывался на ржач. Они читают мемы, которые я кому‑то скидывал, и начинают смеяться». Блогер Gypsynkov рассказывает о своем аресте

Меня зовут Миша. Мне 26 лет. Родился я в городе Бобруйске в самой обычной семье, отучился в самой обычной школе. Поступил в БНТУ. Отучился там, получил специальность инженера-электрика. Отработал по специальности четыре года — два в одном месте, два в другом. Где-то в середине этого срока начал немножко переучиваться на айтишную специальность. Так, собственно, стал фронтенд-разработчиком, которым и работаю последние восемь месяцев.

История моего твиттера достаточно скучная, потому что это не был специально какой-то проект. Я завел твиттер еще в 2015 году. Я даже не понял, как им пользоваться — удалил. Снова скачал, вспомнил, что у меня был профиль, восстановил его, начал кого-то почитывать, какие-то беларуские аккаунты большие на тот момент. Ну, заметил политические аккаунты типа [Эдуарда] Пальчиса, «РБ головного мозга» и так далее. Что-то читал, читал, читал и в какой-то момент начал писать сам. Не было какой-то тематики, я просто писал какие-то вещи, которые казались мне смешными. Это были даже не политические [шутки] — это что-то было поп-культурное, про какие-нибудь фильмы, что я посмотрел. Что-то такое на абсолютно разную тематику. Ну а потом в какой-то момент зачастили шутку про политику. И они неплохо получались. Что-то случилось — ты это как-то обшутил, что-то по этому поводу придумал.

И вот так вот накатывалось, накатывалось. Кто-то эти твиты начал замечать, лайкать. Первых сто подписчиков, двести, триста, пятьсот. Потом случается 2020 год — там тысяча.

Задерживали в съемной квартире, [в которой] пять лет уже жил. Я снимал ее официально, поэтому, я так понимаю, узнать адрес моего проживания не составляло никакой проблемы. Восемь утра, достаточно усердный стук в дверь, характерный. И я понимаю, что ситуация, о которой я частенько задумывался, происходит.

Стучат в дверь. Я хватаю телефон и единственное, что успеваю сделать — это удалить приложение Twitter с телефона. Ну, собственно, я больше ничего и не хотел сделать. Потому что я уже в мыслях держал, что ко мне придут, ко мне придут, ко мне когда-нибудь придут, 100% придут, потому что ну по-любому придут, ко всем же приходят рано или поздно. И вот пришли.

Они говорят сразу: «На пол ложись». Я на пол лег, надевают мне наручники. Собственно, это самое жесткое, что произошло. Они залетают всей своей командой, не помню, человек шесть-восемь с автоматами, проверяют все комнаты. В квартире только моя девушка и кот. Они залетают, вылетают обратно. Заходят уже два оперативника без масок, без ничего. Ну все, меня поднимают, садят на диван. Почти сразу же снимают наручники. И, как ни странно, дальше начинается совершенно корректное общение. Никаких ни криков, ни угроз, ни обзывательств. Просто начинается: «Вот, мы по такому-то делу, вот, сейчас у вас будет происходить обыск».

Ничего не переворачивали, взглядом просто походили, посмотрели. Вроде ничего нету — ничего нету. Ну, попросили, естественно, пароли от всего этого самого. От техники. Ну я как-бы… Чего выпендриваться? Ну я их дал. Держите, смотрите, читайте. Показали мне, что там [в протоколе]. Я ничего не понял из этого протокола. Там уголовное дело номер «огромное количество цифр». И по этому уголовному делу дал нам прокурор разрешение на обыск ваш. Я такой: «Окей, хорошо». Все это проверили, решили взять мой рабочий ноутбук зачем-то, телефон. Ну и меня с девушкой повезли в ГУБОП на допрос. Ничего такого прям страшного, кроме того, что тебе в восемь утра ломают двери люди с автоматами, не произошло.

Кот [у нас жил] родной сестры [моей] девушки, которая с мужем была вынуждена срочно покинуть страну по примерно тем же мотивам, что у меня. Котик жил со мной и произвел максимально положительное впечатление на всех сотрудников ГУБОПа, которые участвовали в обыске моей квартиры. Он минут на десять зашился немножко — спал на кровати в комнате, не выходил. Потом он вышел, абсолютно своим спокойным шагом прошел между ног сотрудников, поел, попил, на всех посмотрел, обо всех потерся, его начали брать на руки, гладить, спрашивать, как зовут. Все кота нагладили, ну и кот спокойно лег спать, как он обычно делает. Его вообще не волновало, что происходило вокруг.

В ГУБОПе — там своя атмосфера. Все нормально, типа ищут противников государственности. Сначала опрашивают мою девушку. Полностью ее опросили: как ты его знаешь, была на акциях, не была. Ага, вот была. Вот, короче, тебе расписка о неразглашении и смотри мне, если что-то, то мы к тебе еще заедем. У них, короче, есть способы узнать, был ли ты где-то, по мобильному телефону и так далее — это для них никаких проблем не составляет. Ну, собственно, и все. И они ее отпустили.

Со мной начинают разговаривать по моим вопросам, чего меня задержали. И тут я понимаю, что задержали меня не из-за твиттера. Хотя я думал, что, скорее всего, либо из-за него, либо где-то всплыли какие-то фотки у кого-то на заднем плане. В видосе [ГУБОПа] все правда по поводу чата Infopoint — я действительно там состоял. Я успел написать «привет всем» и побыть там целую неделю. И вышел из него. То есть у меня там была очень активная деятельность длиной в семь или 14 дней. Когда мне его показали, для меня это было немножко… Я их [силовиков] ждал по многим причинам, но только не по этой. Я очень сильно удивился — ничего себе, как вы подняли эту фигню. Я уже сам забыл, что в этом чате состоял.

Ну, собственно, все. Телефон пустой, все пустое. Ничего особо не понаходили. С этим чатом что-то придумали, им показалось, что я как-то причастен к сливу о том, где перемещались силовики. Ну, значит, виноват. Протокол [по статье КоАП] 24.3 — придется отдохнуть пару недель. Вот, что мне сказали в ГУБОПе.

За недели три-четыре до моего взятия пришли к моим друзьям. Я провел генеральную уборку экстремистскую у себя везде. Поэтому я отдавал пароли, все равно там ничего нет. Пару раз допрос прерывался на откровенный ржач. Они читают мемы, которые я кому-то скидывал, и начинают смеяться. Ну и мы все начинаем смеяться, потому что смешные мемы. Топ-мем, который они прямо звали кого-то посмотреть, это когда сотрудники милиции звонят кому-то в дверь и подпись: «******** [отличные] мемы, открывай». Это был топ-1 у них.

Самое прикольное, что друзья не сразу узнали, что меня задержали. С задержкой в часа три. Они мне все это время продолжали писать и скидывать. А они им отвечали. Друзья шлют приколы с Азаренком, пишут, «*** [черт], ну ты посмотри на этого дурачка». А эти им типа смайликами отвечают. Мои быстро попалили, потому что у меня нетипичный стиль общения. Они еще не знали, что меня задержали, но быстро поняли, что так я не отвечаю.

Шел допрос. Потом один из сотрудников говорит: «О, началось». И включает на YouTube обращение президента Республики Беларусь Александра Григорьевича Лукашенко. Это название ролика, я тут не выражаю какую-то свою позицию. Это их президент и они смотрят своего президента. С такими же эмоциями, как люди, которые считают своим президентом Тихановскую, смотрят Тихановскую, так же и люди, которые считают своим президентом Лукашенко, смотрят Лукашенко. С пониманием, с чувством, с толком, смотрят, впитывают и обсуждают его высказывания.

Как пишется видос: тебя садят на стул, достается самый настоящий хромак, то есть зеленый экран. Ты садишься на его фоне, и каждый вопрос отдельным видосом пишут. И потом они собственно его склеивают. Если им что-то не нравится, они просто переспрашивают. Я что-то где-то затупил, они такие — ладно. Причем опять-таки, это происходит все достаточно дружелюбно: «Ну давай перезапишем, вот тут ты много улыбался, давай перезапишем». Тот продукт, который ты снимаешь — тебе даже забавно становится. А потом ты видишь, что там они в итоге намонтируют — у тебя такой немножко диссонанс происходит.

Так как я в IT недавно, моя девушка сотрудникам ГУБОПа рассказала, что у начинающих айтишников зарплата может быть немножко скромная, они эту историю приняли на веру. И когда записывался видос и у меня хотели спросить, типа «назови свою зарплату», один из сотрудников подошел и сказал: «Не, пусть не называет, она слишком». Жестами было понятно, что у него зарплата была маленькая, пусть не называет.

На самом деле для меня большая загадка, как именно они вычислили меня. Потому что к тому моменту, когда я был в том чате, у меня уже профиль был закрыт по всем правилам приватности. Я это сделал еще задолго до того, как эти правила про анонимность в телеграме в принципе начали форсить. Значит, у них что-то есть, какой-то способ вычисления.

В РУВД специальный человек, отведенный под экстремистские дела, оформляет тебя, спрашивает че как, че приехал. И прописывает тебе протокол. Ну, говорит, сегодня домой, наверное, не пойдешь. Еще дней 10-15 точно не пойдешь, ну а там можешь уже прикидывать, может, потом и хорошо все будет.

И все — на ИВС, потом на Окрестина.

Надзиратели были либо нейтральные, либо нормальные — насколько можно быть нормальным в той ситуации на Окрестина. Они либо по уставу, либо нормально. По уставу это, соответственно, все по правилам: на шконках днем не лежать, ничего нельзя. С тобой почти не разговаривают, все взаимодействие — тебе еду дают в кормушку. Либо нормальные, которые, [если] ты попросишь, тебе и туалетной бумаги дадут, мыло поднесут, время подскажут. Могут и лишний чай предложить, если остался. Даже на Окрестина со всеми страшными историями про него были моменты, когда проскакивала некая человечность у сотрудников.

Переполненная камера. Сначала я посидел всемером в однушке с пацанами, потом нас перекинули в четверочку. 12 человек мы сидели. Естественно, в однушке даже кровать никто не отсоединял. Она там одна единственная, мы спали все на полу. В двенадцатке — там были кровати не пристегнуты, но это металические шконки, то есть не сплошные, а прутьями. На них ты даже при желании полежать не сможешь. Все спали на полу. Свет не выключали никогда. Из неприятного — подъемы каждые два часа. Надо подняться, назвать фамилию.

Я не застал истории с музыкой, которая постоянно долбится. Еда как еда. Пацаны, кто служил в армии, сказали, что их в армии таким же кормили. Она не пять звезд, обычная такая еда. Не самая, конечно, приятная. Но есть можно, не помрешь.

За 14 суток ты со всеми пообщаешься и всех запомнишь. В основном это бедолаги, люди, которые сидят за какую-то фигню. Типа репост с экстремистского ресурса. Новость про компанию Panasonic, которая выкупила 40% акции на падении чего-то. И вот за этот репост человек получает 15 суток, а потом еще 15 за то, что с этого ресурса новость про пингвинов репостнул.

Был человек, который репостнул в рабочий чат постановление министерства здравоохранения о правилах выдачи больничных листков при омикроне. Но сделал он это с Zerkalo — тоже 15 суток. Когда пришли к нему на работу его забирать, увидели у них бело-красный дождик на окне — еще пятнашку дали за пикетирование. Пара парней засели серьезно, но им сразу сказали, что типа они поедут дальше на СИЗО. К ним несколько раз приходили губоповцы. Ну их там тоже типа задержали по каким-то фоткам, на каких-то маршах понаходили, сдеанонили. Кому не повезло — пришли домой, нашли ноутбук. На ноутбуке еще целая куча всего. Один паренек сидел 19-летний за то, что написал в 2020 году комментарий, что-то из разряда «гасите мусоров, жгите ОМОН» и снимал там, как люди в Новой Боровой на дороге стояли. И вот ему начали шить оскорбление сотрудников и так далее. Ему на тот момент было 17 лет, а пришли только спустя два года. Ему тоже сразу сказали, что будет уголовное дело.

Был там паренек, который попал случайно. Он по своим делам судился и что-то на кого-то заявление написал. На какого-то начальника милицейского. Ну вот он, чтобы с ним не разбираться, взял телефон, по-моему, и подписал [паренька] на какой-то экстремистский ресурс. 15 суток ему выписали.

Меня заселили в камеру достаточно поздно. В час ночи, наверное — [сокамерники] спросонья сказали «привет» и все. На следующий день уже начали знакомиться. Меня спрашивают — какие фильмы знаешь прям очень хорошо? Я говорю, ну вот такие-то. Ну все, значит, сегодня после обеда смотрим вот это. И да, действительно сидели — кто что знал, тот и рассказывал [сюжет фильма]. Два фильма в день стабильно перед отбоем и после обеда «просматривали».

Классическая там игра — в банку. Просто называется буква из алфавита любая, грубо говоря, «б». Мы называем все слова на букву «б», предмет должен помещаться в трехлитровую банку. Вот так коротали время. Либо смотришь фильмы, либо игры, либо каждый рассказывает из жизни какие-то истории. Так время собственно и проходит. Ну нам повезло, потому что несколько было человек с интересными рассказами. Кто-то ездил на велосипедах из Минска в Киев, в Карпаты и возвращался. Кто-то в Мексику в отпуск летал. Нарколог рассказывал про алкоголизм. Soft skills подымаются за эти две недели на вершины необыкновенные.

Паренек один полностью пересказал Гарри Поттера всего. Из того, что рассказывал я — все «Звездные войны», всего «Властелина колец», «Хоббита», «Шрека», «Суинни Тодда», «Смерть Сталина» и «Не смотри наверх». Последний я как раз за пару дней до посадки посмотрел, поэтому мог рассказать.

Мне говорили, блин, ты так подробно всех второстепенных героев помнишь. Кроме фильмов я немножко гик, погружался в какие-то комиксы, книжки просматривал — мог рассказать еще сильнее, чем в фильме, а они такие: «Ну блин, я теперь наконец-то понял, что почему там происходило, а то я когда смотрел, я недопонимал».

Слепили Ждуна из хлеба, маленького, небольшого, полтора спичечных коробка. Ну и поставили. А там типа шмон у политических два раза в день. Ну вот они заходят на очередной шмон. Ну и всех же выводят в коридор и начинают смеяться. Типа: «О, Ждун, смотри, Ждун». Начинают будто бы на телефон его фоткать. Потом слышно удар — дубинкой разбили его. Мы заходим в камеру — ну да, разбитый Ждун. А оно из хлеба прикольно получается — один в один. Давай, типа слепим побольше? Ну мы слепили уже в три спичечных коробка. Последний, который я уже слепил — у меня ушло три буханки хлеба, грубо говоря. Вот такой Ждун, который мог уже и сдачи дать. На этом Ждуне нам уже сказали: еще раз такая херня, эта камера остается без хлеба.

В камере, естественно, все по-любому переболеют коронавирусом, от этого не отойти. Был даже момент странный, что мы думали, насколько все плохо в стране, потому что один раз нас всех позвали из камеры и всем выдали маски. Мы подумали, что, наверное, в стране с ковидом вообще какая-то беда. Потому что если нам раздали маски и сказали типа: «Ребята, много болеет, вам надо в масках сидеть» — ничего себе, что ж на воле происходит? Кстати, была отличная шутка от нарколога. Когда какие-то первоходы зашли — нас уже в камере девять, а они еще трое — увидели, что только четыре кровати, и такие: «Так кроватей же только четыре! А как мы будем спать?». И врач такой: «Ну, как говорит наш министр [здравоохранения Дмитрий] Пиневич, ребята, не переживайте: коек хватит на всех, еще свободные будут стоять». Ну, собственно, так и было: койки свободные стоят, а мы все на полу спим.

Самое плохое, что было на сутках — ты сидишь и думаешь, что будет дальше. Продлевают, не продлевают, отпускают, не отпускают? А пацаны, которые выходят: выходят ли они или они «выходят» в СИЗО? Кстати, потом, как оказалось, большинство действительно вышли в СИЗО. Спать на полу быстро привыкаешь, к еде быстро привыкаешь. А вот эта вот мысль — тебя выпустят или нет, она самая страшная, что есть на сутках. Отпустят тебя сейчас или все-таки узнают про твой твиттер? Они стопудово узнают и накинут еще за него суток 15. Или из-за этого Infopoint начнут шить организацию, начнут вообще какое-нибудь уголовное дело на несколько лет.

Я смотрел, что к парням, которым сразу сказали, что уголовное дело, постоянно приходили следователи на какие-то беседы. Ко мне пришел один-единственный раз какой-то сотрудник каких-то дел. Они приходят ко всем, кто сидит один раз, причем с какими-то пространными вопросами. Как понимаю, есть какая-то в структурах повинность, что ты должен съездить, провести эту процедуру. Спросить: «Кто ты такой, за что сидел, что вообще думаешь про ситуацию в стране». Потому что так приезжали вообще ко всем, кто сидел, на такой вот глупый, странный разговор. Вроде бы ты все показания уже дал. Но зачем-то еще раз приезжает человек и тебя еще раз все спрашивает. Причем без какой-то цели, он не с твоего РУВД, он какой-то левый, по нему видно, что он левый. Я себе говорил, что раз ко мне никто не приезжает, возможно, я действительно каким-то чудом отделаюсь только этими сутками, что мне дали.

Предпоследний день, час до твоего выхода — это конечно, вообще, это тремор рук просто. Ты весь трясешься и думаешь: «***-***-***-*** [черт-черт-черт-черт], выпустят или не выпустят». Это, конечно, самый тяжелый день. При мне мужика тоже должны были выпустить, грубо говоря, в среду. В среду он остается, ему ничего не говорят, в четверг ничего не говорят. А пятница — это третьи сутки, на сколько его могут задерживать, эти 72 часа. В пятницу его осудили и еще дополнительно 15 суток дали.

Выпускать стараются, по возможности, четко. Меня задержали в восемь утра — меня выпустили в восемь утра. Если ты выходишь до четырех часов дня, то тебе ни завтрак, ни обед не положены. Если позже, то тебя кормят целый день. Как раз там был хороший надзиратель и вообще все было хорошее. Они типа говорят: «Ну у вас сегодня двое выходят, вам как бы завтрак не положен, но два чая лишних нальем». Не успеваю сделать глоток — у меня за спиной раздается: «Цыганков, с вещами на выход». Думаю, блин, сейчас либо выпустят либо перезадержание. Один единственный сотрудник пришел. Спустились вниз, типа вот твои передачи за две недели, огромный пакет целый. Распишись, что получил. Я расписался. Ну все, говорит. Он меня даже не вел до ворот. Выводит меня из здания — вот, короче, идешь туда 200 метров, поворачиваешь налево, ворота увидишь, идешь к воротам, тебя там выпустят. Я один иду по территории Окрестина. Вижу, стоит привратник, машет мне, мол, сюда иди. Ну я пришел, он сказал: давай типа эмоции [оставь] при себе, 200 метров от ворот отошли — там уже делайте что хотите. Такой экскурс он мне прочитал. Все, я выхожу, меня встречает семья, девушка, тетя, дядя, адвокаты. Мы отходим, я дальше начинаю решать свои дальнейшие действия.

Никто не знал [о твиттере]. Так как я понял в ГУБОПе, что про твиттер они ничего не знают, и я его успел удалить, я уже не раскрывал эту конспирацию до конца, мало ли что. Хотя потом это вылилось в то, что те пацаны, которые вышли, мне потом пишут, типа ну зашибись, мы тебя читаем, сколько мы там вместе сидели, а ты не признавался. Три человека точно меня знали, точно меня видели, точно меня читали. Мы вместе посидели, но узнали они об этом только постфактум.

Когда я уже вышел, мне сказали, что самый нормальный вариант [для переезда] — Грузия, потому что и по зарплате будет более-менее нормально жить, и проект [в котором работаю] не против. Все, короче, складывается в эту сторону. Опять-таки, не было же ни уголовных дел, ничего, это не был прям побег из страны. Это просто было рациональное мышление. Пришли, могут прийти второй раз, а могут и не прийти, но зачем испытывать судьбу? А как вообще теперь засыпать, когда ты уже знаешь, как они утром приходят, с этой постоянной мыслью, что придут еще раз? Лучше, наверное, на какое-то время уехать.

Было много красивых заголовков, что BYSOL эвакуировал. Не буду отрицать, что BYSOL был в этой истории и немножко помог, потому что я получил положительный ПЦР, а с положительным ПЦР для меня сразу закрываются аэропорты и поезда — либо надо что-то мутить с какими-то левыми пэцээрами, сертификатами. Но не хотелось рисковать, потому что и так выезжаешь после этого и не знаешь, может, там вообще уже что-то завели, снимут с поезда. Поэтому я написал знакомым с вопросом, как можно выехать из Беларуси не совсем легально. Меня, собственно, [направили к] BYSOL, они дали номер транспорта, кому можно позвонить.

Я был условно анонимным. Я со многими твиттерскими беларускими уже познакомился в оффлайне, много кто знал, как я выгляжу, со многими я не один стакан пива выпил, но для большинства это оставалось анонимной историей. Никак это не повлияло [на меня]. Ну, не анонимный и не анонимный. Забавно, что меня даже в Тбилиси начали узнавать на улицах. Меня это немножко загоняет в ступор.

Да я знаю, кто это был [кто писал твиты от имени Gypsynkov, пока автор был задержан]. Потому что я как человек, который допускал возможность, что ко мне придут, дорогие себе аккаунты надежным людям отдал. Я-то аккаунт отдал, но что-то писать я не говорил никому, это была такая самоорганизованная акция моих друзей в надежде сместить внимание — мол, задержан все-таки не автор аккаунта. Ну, попытка, как мы видим, стала мемом, никто этому не поверил, потому что неопытный пользователь твиттера сразу допустил много ошибок. Это был не товарищ майор, твиттер никем не захватывался. Просто мои друзья не очень ловко написали пару твитов в надежде отвлечь внимание.

Возвращаться в Беларусь буду, когда почувствую, что уже нет этого, когда могут посадить за неаккуратную шутку, за плохой цвет носков и так далее. То есть когда уже будет понятно, что Беларусь стала другой и в Беларуси стало посвободнее. Я все еще считаю свою страну своей страной и хотел бы при возможности туда вернуться. У меня нет такого, что я обрываю концы, я больше не беларус. Но все эти прогнозы были до войны. С началом войны само слово «прогноз» и «план» должно стать ругательным, я считаю. Потому что что-то планировать стало невозможно. Непонятно, будет ли Беларусь, как эта война пройдет, что случится после, как сильно власти втянут Беларусь в эту войну. Буду смотреть по обстоятельствам.