«Он мне написал: "Я думаю, ты меня поймешь". И я его в конце‑концов поняла». Спустя год начнется суд над четырьмя анархистами, задержанными по обвинению в терроризме

11 лет назад, в ноябре 2010 года, в Москве задержали анархиста Игоря Олиневича — по делу о нападении на посольство России в Минске. Тогда на территорию дипмиссии бросили несколько коктейлей Молотова, сгорела машина. Кроме того, следователи считали Олиневича участником акции с дымовой шашкой возле Генштаба и в нескольких идеологически мотивированных поджогов.

Анархиста доставили в Беларусь и осудили на восемь лет усиленного режима; вместе с ним на скамье подсудимых тогда оказались пятеро единомышленников, включая Николая Дедка, получившего четыре с половиной года. Олиневич и Дедок не досидели свои сроки до конца — в 2015 году их помиловал Александр Лукашенко.

Вскоре после освобождения Олиневич уехал из Беларуси. Его мать Валентина Олиневич отговаривала сына от возвращения вплоть до осени 2020 года.

— Он рвался на родину. Естественно: и родителей повидать, и прочее. Но я понимала, что это небезопасно. Потому что даже когда его здесь не было, к нам все равно все время приходили, проверяли — и участковый, и другие какие-то личности. Поэтому я ему и говорила, что если ты вернешься, то дальше Бреста тебя просто не пропустят. Я недооценила его и не думала, что он все же решит попасть в это логово, — рассказывает она.

В октябре 2020-го Олиневича, его приятеля Дмитрия Дубовского и еще двух анархистов — Сергея Романова и Дмитрия Резановича — задержали неподалеку от беларуско-украинской границы. На этот раз их обвиняют в терроризме и незаконном обороте оружия; уже больше года все четверо находятся под стражей в СИЗО КГБ.

Дубовский, избежавший ареста в 2010-м, все эти годы скрывался.

— 11 лет назад я видела своего брата. Мы не могли никак с ним пересечься, увидеться, и новость о том, что мой брат вернулся в Беларусь, была шоком для меня, я не ожидала, — рассказывает «Медиазоне» сестра Дмитрия Юлия. — О своих планах он мне не рассказывал. Со мной даже никто не связался. О задержании брата я узнала, после звонка двоюродной сестры — [она] увидела по БТ или ОНТ ролик. Я потом в интернете посмотрела, и в письмах Дима писал: «Просил родителям не сообщать, а позвонить сестре». Но мне так никто и не позвонил.

— Естественно, когда что-то такое страшное случается, первое — это шок. И думаешь: «А как же я?». Ты думаешь про себя, что вот тебя не пожалели, и вот опять это все повторяется. Но он мне просто написал: «Я думаю, ты меня поймешь». И я его в конце-концов поняла. Он не мог иначе, — говорит мать Олиневича.

В чем обвиняют анархистов

О деле против группы анархистов известно немногое — «Медиазоне» не удалось связаться с их адвокатами, а во время предварительного следствия защита была связана подпиской о неразглашении.

Из скупого пресс-релиза Генпрокуратуры следует, что КГБ предъявил анархистам обвинение в терроризме (часть 2 статьи 289 УК) и незаконном обороте оружия (части 2 и 4 статьи 295 УК). Кроме того, Дубовского и Олиневича обвиняют в незаконном перемещении через границу запрещенных веществ, огнестрельного оружия или взрывных устройств (часть 1 статьи 333-1 УК).

Ведомство утверждает, что в начале октября 2020 года Олиневич приобрел пистолет Star 30M и как минимум 32 патрона к нему. На видео допроса, опубликованном в провластном телеграм-канале «Желтые сливы», Олиневич рассказывал, что купил пистолет в Киеве «для самозащиты».

Дубовский весной того же года купил травматический пистолет Zoraki 914-TD и 34 патрона. С этим оружием, по данным следствия, 10 октября они незаконно пересекли границу Беларуси.

Сергей Романов «не позднее 21 октября 2020 года» купил самодельный обрез охотничьего ружья ЗК и не менее пяти патронов, а Дмитрий Резанович — противопехотную осколочную гранату типа РГН.

Прокуратура пишет, что четверо анархистов хотели «оказывать воздействие на принятие решений органами власти и дестабилизировать общественный порядок». Для этого не позже 15 октября они «объединились в группу и вступили в сговор для совместного совершения актов терроризма».

21 октября, уверено обвинение, анархисты подожгли четыре легковые машины на стоянке прокуратуры Солигорского района и одно из помещений в здании местного отдела Госкомитета судмедэкспертиз.

Перед поджогом Резанович нанес на фасад некую «надпись, адресованную члену Совета Республики»; вероятно, речь идет о граффити «Голова, ТЫ — NEXT».

— Это такая вот аббревиатура, адресованная генеральному директору «Беларуськалия» [Ивану Головатому]. По словам шахтеров-забастовщиков, он обещал забастовщиков не увольнять, [но не сдержал своего обещания], — рассказывал Дубовский на допросе, видео которого обнародовали «Желтые сливы».

28 октября анархисты подожгли здание Госавтоинспекции Мозырского РОВД и снова написали что-то на фасаде, говорится в релизе Генпрокуратуры; содержание надписи неизвестно. Для поджогов они использовали смесь бензина и дизельного топлива, говорится в материалах дела. Обвинение считает, что поджигатели причинили государству ущерб на сумму более 70 тысяч рублей.

Родственники анархистов подробностей дела не знают. По словам Валентины Олиневич, ее вызывали на допрос по делу сына, она отказалась от дачи показаний, но следователь все равно предложил ей дать подписку о неразглашении.

— Такое впечатление, что та сторона, противоположная, очень боится какой-то информации. И это очень странно, учитывая то, что они право охранять должны — а они, наоборот, как-то любой информации боятся. Поэтому я знаю только то, что официальные средства массовой информации показали по телевизору в самом начале. По сути дела за весь этот год ничего нового я не услышала даже из официальных СМИ. Они крутят один и тот же сюжет того дня или тех последующих дней, когда их только задержали год назад, — говорит мать арестанта.

По ее словам, адвокату Олиневича не всегда удавалось попасть к своему подзащитному в СИЗО КГБ.

— Адвокату удается стопроцентно попасть тогда, когда вызывает его следствие. Тогда он приходит, тогда нормально все. А так, чтобы попасть, достаточно непросто, — рассказывает женщина. По ее словам, за все лето следователь не вызывал адвоката ни разу, «просто месяцами никакого следствия не шло».

В конце августа, продолжает мать Олиневича, «началось очень оживленное следственное действие». 5 октября стало известно, что материалы дела переданы в прокуратуру, а вскоре поступили в суд.

По словам Юлии Дубовской, ее брат уверен: суд будет «очень интересный», а статья о терроризме «притянута за уши».

— Писал, что смотрит телевидение, в самом начале, когда его показывали после всех этих событий. Вообще, говорит, не ту картинку показывают. И, как он говорит, страшно подумать, о чем подумают окружающие люди, — рассказывает сестра анархиста.

На видео, которое распространили «Желтые сливы», Дубовский рассказывал, что встретился с Олиневичем в Украине, они обсудили ситуацию на родине и «в пятых числах октября, может, позже» вдвоем лесами перешли украинско-беларускую границу.

— Я выразил желание самолично принять участие в сопротивлении существующей власти и внести свой вклад в эту борьбу посредством поджогов объектов, которые причастны к сохранению и охране именно этой власти. Милиция, прокуратура, судебные структуры, — объяснял анархист.

Олиневич, по словам товарища, тоже решил «принять участие в беларуской революции». В Беларуси к ним присоединились еще два человека, которые представились как Андрей и Олег, говорил Дубовский на видео. «Сейчас в ходе разбирательств я выяснил, что это оказались [Дмитрий] Резанович и Романов Сергей», — уточнял задержанный активист.

Его сестра уверена: Дмитрий «осознавал, понимал, на что он идет и что ему грозит».

— В последних письмах он писал, что морально чувствует, что готов просидеть весь срок. Его не сломили, от своих идеалов он не отказался — это удивительно, — продолжает Юлия. — Год в таких условиях, тем более, когда поддержки никакой нет. Поддержка от меня только, письма получает, других нет. Можно подумать, что [он] и забыт и это все зря. Хотя я пытаюсь, пишу ему и поддерживаю. Реально, просто сотни писем ему пишутся, но их, конечно же, не передают. Вот такой сильный у меня брат.

По словам Дубовской, в переписке с братом они обсуждали возможность расстрела — поначалу и активистский канал «АЧК Беларуси», и связанные с силовиками «Желтые сливы» писали, что анархистам вменяется часть 3 статьи 289 УК, предусматривающая, в частности, пожизненное заключение или смертную казнь. Лишь позже из сообщения Генпрокуратуры стало известно, что в обвинение предъявлено по части 2 той же статьи; наказание по ней мягче — от восьми до 20 лет лишения свободы.

— Я как-то написала ему, что в самом начале по телевидению, по интернету писали, что их расстреляют, что статья террористическая, именно третья часть. И я написала ему, страшно было вот это слышать, вот это читать. Он ответил, что самое страшное уже прошел. Когда их везли, он боялся, что под Припятью их там и оставят, утопят, — вспоминает сестра арестанта.

В письмах сестре Дубовский избегает упоминаний о соседях по камере — по словам девушки, такие рассказы не пропустит цензор. Поэтому анархист называет камеру «купе» или «вагоном», говорит Юлия.

— Знаю, что [соседи] очень часто меняются. Как он говорит, «пассажиры в моем вагоне». Вот наше купе, вот [поезд] мчится. Он сам в первых письмах писал, чтобы мы не лили слез с мамой, что просто представили, что он в очередном путешествии жизненном.

15 февраля КГБ внес четверых анархистов в список лиц, причастных к терроризму. По словам Дубовской, единственная бытовая трудность, с которой она столкнулась после этого — невозможность перевести брату деньги на «отоварку».

— Сначала был страх, это [было] неожиданно. Я не то, чтобы боялась этого слова — террорист. Я же понимаю, что он не террорист. Мне казалось, не переведешь там эти деньги, он не выпишет газеты, не сможет себе чего-то купить. Но те же газеты стала выписывать я. Это не те трудности, это мелочь на самом деле, — говорит Юлия.

— У них там какой-то магазин, где можно покупать ту же туалетную бумагу. Ну, я думаю, что это не самые большие проблемы. Для него гораздо важнее, [что] когда я перечисляла деньги, то он мог заказывать какие-то книги, которые они там покупали или не покупали. Ну, читает теперь то, что в библиотеке, — добавляет Валентина Олиневич.

Мать анархиста рассказывает, что Игорь нумерует каждое письмо — за год она получила их уже больше семидесяти. Писать Олиневичу разрешено только родителям и сестре, утверждает Валентина.

— [Об условиях в письмах писать] запрещено. Но когда стоишь в очереди передачи передавать, то люди общаются друг с другом. А когда особенно сидят некоторые больше года, то уже знают, кто по какой статье. Иногда даже удается узнать, кто с кем сидит. Ну и поэтому я знаю, что у него камера — шесть квадратных метров. Четыре человека там. Кормят там более-менее нормально, съедобно. Он сидел, насколько я знаю, с теми людьми, которые работали в «Белгазпромбанке», ну и которых потом в колонию отправили. С инвесторами разными, директорами заводов, с журналистами TUT.bу, человеком, который по «сахарному делу», директор. Их уже всех перевели кого куда. А с кем он сейчас сидит, я не знаю, — рассказывает мать Олиневича.

Родные Сергея Романова, как и Дмитрия Резановича, отказываются общаться с журналистами, говорит Юлия. По ее словам, они переправляют письма сына ей, а она «старается публиковать, где только можно, чтобы сделать огласку».

— И я передачу ношу в последнее время. Предложила свою помощь, чтобы он тоже понимал, хотя бы через эти передачи, что я поддерживаю его родителей, что какая-то есть связь. В письмах особо не напишешь. Он передает через них благодарность мне. Было очень мило, когда отправил он рисунок в виде цветов. И это как знак благодарности всем людям, которые солидарны. Просила его родителей: «Пишите, что очень много людей пишут ему». Но, к сожалению, видите, письма вообще не передают. Моему брату за год только четыре письма пробилось. А Сергею, насколько я знаю, только одно за год — из Нидерландов какая-то девушка написала, — рассказывает Дубовская.