«Если не возьмут на работу, уеду туда, где меня никто не знает»

Когда мужа Татьяны задержали и осудили за протесты, женщину уволили с работы. В небольшом городе, где живет семья, историю их семьи «знают все».

Несколько месяцев Татьяна пыталась устроиться в частную организацию, но в итоге пришлось искать работу в другом городе.

«Сейчас прохожу стажировку и надеюсь, что директору никто ничего не расскажет. А то "добрых людей" у нас хватает. Если меня не возьмут, то уеду, наверное, куда-нибудь, где меня никто не знает. В крайнем случае уеду за границу, хотя муж попросил его дождаться. Ему там без передачек и переводов ему совсем край».

Раз в две недели — 300 рублей на передачи

Дети Татьяны уехали из Беларуси и сейчас живут в Европе. Мужа после приговора перевели из СИЗО в колонию. Родственники супруга «слились»: передачи ему не передавали и в следственный изолятор ни разу не ездили. Помогать Татьяне некому.

Женщине пришлось продать имущество, чтобы оплачивать адвоката и собирать мужу необходимые вещи и продукты. Каждая поездка с передачей в СИЗО — примерно раз в две недели — обходилась Татьяне примерно в 300 рублей.

«Дороже всего продукты и сигареты. Сигареты как валюта там. Плюс у него были сокамерники, к которым никто не приходил, поэтому такие вещи, как чай или кофе, я старалась передать по-максимуму, с расчетом и на них».

«Когда прокурор запросил колонию, мне поплохело»

Но самой дорогой тратой стали услуги адвоката. Татьяна не питала иллюзий по поводу приговора, но все-таки надеялась, что мужа отправят на химию, а не в колонию.

«Когда прокурор запросил несколько лет колонии, мне поплохело. Судья в итоге меньше, я подумала: наверное, все же нужно было с самого начала адвоката нанимать, потому что все пошло как-то не туда».

За ознакомление с делом, апелляционную жалобу и визит в СИЗО Татьяна заплатила адвокату около 800 рублей. В итоге жалобу защитник составил, в СИЗО поехал, но к мужу не попал — в тот момент тот был в карцере.

«Узнала я об этом уже потом, от мужа. При том, что деньги я заплатила именно за встречу. Не знаю, почему адвокат мне об этом не сказал, какие там были мотивы».

Придумали свой шифр для важных новостей

В последние месяца главные радости в жизни Татьяны — свидания и переписка с мужем.

«Сначала так обидно было, я приезжаю, другим свидания дают без вопросов, хоть каждую неделю, а нам — нет. Но однажды все-таки получилось».

«Я думала, что прямо там сознание потеряю. Такая картина жуткая: мы заходим, а они там стоят, лицом к стеночке, молодые все такие. Заговорили. Мой муж полжизни ездит в Россию работать, ему к спартанским условиям не привыкать — спать не пойми где, есть что придется. Но было видно, что даже ему там тяжело. Заговорили про карцер, его аж колбасить начало, руки трясутся, слезы на глаза наворачиваются».

Жаловаться и обсуждать условия содержания на свидании и письмах запрещено. Но супруги заранее придумали шифр, чтобы в случае задержания сообщать друг другу важные новости и не быть разоблаченными.

«Когда дети уехали, и я даже не знала, как мужу сообщить о том, что они уже в безопасности. Шифр мы придумали, чтобы, например, в переписке он мог понять, что мой телефон уже не у меня и пишу ему не я. Несколько кодовых вопросов. Имена иногда меняли в разговоре. Чтобы мы оба знали, о ком идет речь, но вслух этого не говорили».

От мужа Татьяна иногда получает странные письма.

«Как будто и не его почерком написанные, на обрывках каких-то. Мне очень тревожно от этого, конечно, но почему он так пишет, я не знаю. Думаю, правду я узнаю только когда он выйдет на свободу, пока многое для меня — темный лес».

«Нет больше никакой веры, что нас берегут, а садят только виновных»

Сейчас вся жизнь Татьяны проходит в ожидании дня, когда муж освободится из колонии.

«Только как раньше уже не будет, конечно. Все, что случилось, нас сильно изменило. Я стала даже стука в дверь бояться. Если слышу стук в дверь, мне сразу хочется выйти в окно».

«Я не то, чтобы была "ябатькой", но у меня родственник много лет служил в органах. И я была уверена, что они нас охраняют, стоят на страже. Всегда со всеми спорила. А тут ко мне домой приходят, разговаривают со мной как с отребьем, хотя мне же никаких обвинений не предъявлено. Забирают мужа. Мое представление сильно изменилось, нет больше никакой веры в доброе-чистое-светлое, что нас берегут, а садят только виновных. Мою жизнь просто переехали катком».