«В то время люди были готовы выйти на улицу в любой момент». Как в Беларуси прошло 4 крупных забастовки (и никто не трогал рабочих)

В октябре 2020 года демсилы призвали беларусов к национальной забастовке, до этого рабочие некоторых заводов создавали стачкомы и уходили в одиночные забастовки. Все это — в ответ на сфальсифицированные президентские выборы и насилие над протестующими со стороны милиции. Но в итоге страну охватил новый виток репрессий.

В истории Беларуси, незадолго до развала СССР, был успешный пример забастовок. Тогда власти хоть и частично, но прислушались к заводчанам, а милиция не разгоняла протестующих.

Перекрыли улицу и за несколько часов добились своего. Гродно

В апреле 1991 года в Гродно на протест вышли рабочие завода автомобильных агрегатов. Участник стачки Леонид рассказывает, что «заводчане готовы были отреагировать — на Чернобыль, на Афганистан, на пустые полки».

«Уже тогда видели, что что качественная продукция, которая делалась в Беларуси, вся полностью уходила в Россию. Люди думали, что самим в своем доме — оно как-то лучше, и надежнее», — говорит он. Сейчас Леонид на пенсии, а 32 года назад работал на агрегатах, был активным участником стачки, а потом и инициатором создания независимого профсоюза.

В то время люди были готовы выйти на улицу в любой момент — недовольство накапливалось, говорит Леонид. Небольшие зарплаты на заводе автоагрегатов выплачивались с задержками, иногда рабочим предлагали взять зарплату продукцией, например — амортизаторами (и самим «как-то договориться и где-то их продать»).

Последней каплей стала павловская денежная реформа (названная по фамилии премьер-министра СССР Валентина Павлова), рассказывает Александр Милинкевич, который в то время был зампредседателя гродненского горисполкома. Власти СССР изъяли из оборота купюры 50 и 100 рублей. На обмен старых денег на новые дали всего три дня (при этом обменять можно было не более 1000 рублей). На фоне реформы многие лишились сбережений, а цены выросли. Власти обещали рабочим компенсационные выплаты, однако как минимум на заводе автоагрегатов рабочие их не получили.

По словам Леонида, люди обсуждали новости в цехах и решили выйти на протест на территории предприятия и вызвать на разговор директора.

«Говорили с ним про зарплаты, компенсации, цены и про то, что самое время было бы уже менять форму управления предприятием — тогда много где уже шла речь о приватизации или об аренде завода. Директор ответил — "при мне такого не будет, хозяин должен быть один"».

В ответ на это рабочие перекрыли улицу Курчатова.

«Пропускали только машины молокозавода и хлебозавода, которые рядом были. То есть машины, которые нужны для жизнеобеспечения города. Троллейбусы, автобусы, грузовые машины — ничего не ходило. Туда быстро приехала администрация города, милиция. Но никто не вмешивался особо, потому что уже шел процесс массовый. Они сами не знали, что делать. Ходили, разговаривали с людьми, к чему-то прислушивались», — вспоминает Леонид.

«В милиции никто не рискнул пойти в конфронтацию с рабочим классом»

Сначала рабочие требовали выплат, потом перешли к околополитическим требованиям, например — вывести с территории предприятия парткомы.

«Все тогда уже понимали, что так быть не должно, что должна быть многопартийная система, а руководить на предприятии должны те, кто имеет прямо отношение к производству, а не к партии».

Сотрудников автоагрегатов поддержали коллеги с других предприятий. Несколько сотен рабочих с завода торгового машиностроения пришли на проходную агрегатов в знак солидарности, а на улице к ним присоединились коллеги с завода автомагнитол и токарных патронов.

Чтобы добиться своего, длительной забастовки на автоагрегатах не понадобилось: за несколько часов, пока завод не работал, власти уже были готовы идти на переговоры с рабочими. В итоге на заводе создали стачечный комитет, который установил сроки для всех выплат — зарплаты и компенсации. Позже на предприятии заработал независимый профсоюз, который еще долгое время решал проблемы работников.

«По всей стране все уже тогда чего-то ожидали, и в милиции никто не рискнул пойти в конфронтацию с большим количеством людей, тем более — с рабочим классом. Повсеместно уже были сигналы — тут, там люди выступали. В Солигорске уже вовсю бастовали шахтеры», — говорит Леонид.

Голодовка на «Беларуськалии» и шествие до Минска. Солигорск

Среди участников шахтерской забастовки в Солигорске был электрослесарь на руднике третьего рудоуправления Сергей Черкасов. Работа шахтеров в то время — тяжелая, опасная, малооплачиваемая и потому не престижная, говорит он. Работники шахт уже несколько раз выходили на локальные протесты — в знак солидарности с коллегами из Украины, России, Казахстана, — и по внутренним причинам.

«Например, случилась авария, не было в шахтах воды. А без воды там невозможно просто. Ну и люди в шахту не пошли, пока из города на машинах не подвезли воду», — рассказывает Сергей.

В апреле 1991 года шахтеры с «Беларуськалия» вышли на площадь Ленина. В первую очередь горняки требовали подписать с ними тарифное соглашение (что повлияло бы на уровень зарплаты) и коллективный договор. Тогда на предприятии появился стачечный комитет, координировавший действия рабочих.

«Автобусный парк нам тогда помог: чтобы быстрее доставить людей на площадь, за нами прямо на рудники приехали автобусы. Я тогда вот именно так и попал на площадь», — вспоминает Черкасов.

Протесты на предприятии были затяжными. Через некоторое время часть рабочих решилась на крайние меры — объявила голодовку. Рабочие легли на пол в фойе.

«Администрация ходила на работу и отворачивалась от нас, проходя мимо. Некоторые носили нам воду, спальные мешки, раскладушки. Подсказывали как правильно голодать, чтобы не навредить себе. Жены двух голодающих пошли на прием к гендиректору с требованием уйти с поста. Он им ответил: "Да никогда!". Он подходил к нам и просто смеялся над нами, он лично мне сказал: "Королев, да ничего у тебя не выйдет!" Я тогда ему ответил: "Ну что ж, придется умереть!", так как настрой был очень серьезный», — вспоминал один из голодавших шахтеров Александр Королев в книге «НПГБ.Сборник материалов по истории Независимого профсоюза горняков Беларуси».

Кроме голодовки шахтеры организовали шествие — пошли пешком из Солигорска в Минск, чтобы и там озвучить свои требования. Рабочие добились своего: с ними подписали временное соглашение, коллективный договор и тарифное соглашение. Зарплату подняли в несколько раз.

Во время забастовки предприятие полностью не останавливало работу, говорит Черкасов: «Шахтное производство таково: если забой стоит, то через некоторое время он будет просто потерян. Тогда стачком принял решение, что периодически люди в шахту спускались, комплексы продвигали, чтобы не потерять дорогостоящее оборудование. Подход был здравый — ценили свой труд и свое будущее. Никто не ставил цель угробить предприятие или свое рабочее место».

«У людей было желание просто жить лучше. Тот строй, который тогда существовал, он этого сделать не мог, — продолжает Сергей. — Поэтому люди решили вопрос самостоятельно. Благо, что не людоеды были у власти, Шушкевич в Беларуси, Кравчук в Украине. Не людоеды, как сейчас. Они могли говорить с людьми, и вопросы решались».

Блокировка жд путей и уголовное дело, которое «спустили на тормозах». Орша

В Орше в этот период на протест вышли работники инструментального завода, завода «Легмаш», локомотивного депо и других. Они требовали снизить цены, поднятые по итогам финансовой реформы, отдать под сады и школы здания парткомов. Здесь тоже создали стачком из 24 человек.

«Я помню возмущение нескольких женщин, они говорили — нам детей нечем кормить, у нас сложная экономическая ситуация. Они увидели стильно одетого, в кожанном плаще, председателя райисполкома, стали дергать его за этот плащ, чуть не порвали его», — вспоминает в фильме, посвященном тем событиями, член стачечного комитета Игорь Гришанов.

Оршанцы собрались на площади с надеждой на то, что ситуация разрешится и на переговоры к ним выйдет кто-то из чиновников, а повышение цен в итоге отменят. Этого не случилось. Местные власти просто наблюдали за происходящим издалека. Тогда в стачкоме решили перекрыть железную дорогу.

«Когда я подъехал к вокзалу, меня охватил не то, что ужас. Животный страх. Я никогда столько милиции не видел. Все везде было забито, везде была милиция», — рассказывал в фильме председатель стачкома Николай Разумов.

Железнодорожные пути, по словам участников стачки, были перекрыты в течение восьми часов. К микрофону выходили рабочие. Начальник милиции Александр Длугош призывал прекратить блокировку путей.

Своеобразную попытку сорвать протест предприняли в горисполкоме: в ближайших к вокзалу магазинах разрешили продавать водку не по талонам, а свободно. В ответ на такие меры активисты просто блокировали эти отделы в магазине.

В итоге рабочие освободили железную дорогу. Силового подавления протеста не было. На некоторых предприятиях подняли зарплаты. Из-за перекрытия путей возбудили уголовное дело, но позже его «спустили на тормозах».

Перекрытая Долгобродская и многотысячные протесты перед домом правительства. Минск

На момент забастовки в Орше в Минске уже вовсю продолжались протесты. Заводчане, как и в других городах, выступили против повышения цен. 3 апреля 1991 года сотрудники электротехнического завода имени Козлова вышли на улицу и заблокировали движение трамваев на улице Долгобродской. Их поддержали рабочие других заводов — тракторного, МАЗа, завода шестерен и других. 4 апреля на передом Домом правительства собрался многотысячный митинг. Был создан городской стачком.

Со временем требования бастующих расширились, они стали просить не только снижения цен и повышения зарплат, но и улучшения условий труда. А позже — прекращения выплат в союзный бюджет и независимость Беларуси. Подробно об этом в книге «1991» пишет Сергей Наумчик, на тот момент депутат Верховного совета.

Глава Верховного совета Николай Дементей не вышел к протестующим, их требования были переданы главе Совета министров Михаилу Мясниковичу.

Протесты в Минске продолжались около недели — люди собирались на предприятиях, слушали членов недавно образованных страйкомов и шли на площадь. Цены быстро опустили до прежнего уровня, на некоторых предприятиях изменились условия работы. Однако политические требования моментально и до конца выполнены не были.

«У людзей знік страх». Почему получилось

Александр Милинкевич говорит, что по уровню свободы ситуация в 1991 году несравнима с 2020 годом. Он приводит примеры: тогда в гродненском горисполкоме выделили помещение независимой беларускоязычной газете «Пагоня», а сам он с 1985 по 1994 год вел на телевидении авторскую передачу об истории Беларуси. Там Милинкевич «мог смела казаць тое, што лічыў патрэбным».

«А проста вывесці танкі на вуліцы тады было немагчыма. Ўсё ж атмасфера, перабудова, свабода слова, праўда, якую сталі даведвацца людзі. А самае галоўнае — ў людзей знік страх. Паспрабаваў бы нехта збіваць людзей — іх бы проста знесла, так шмат працоўных было на вуліцах», — вспоминает он.

Одним из важнейших итогов протестов 1991 года Милинкевич считает то, что в стране появились независимые профсоюзы, которые существовали до недавних пор параллельно с официальными, и действительно решали проблемы работников.

«Профсоюз на самом деле играл важную роль на предприятии. Вплоть до того, что на встречу с министром промышленности тогда ехал директор и глава профкома — как представитель коллектива», — вспоминает Леонид из Гродно.

«Эти все события сподвигли людей к объединению. И единственной структурой, способной вот так объединить людей внутри профессии, стали именно независимые профсоюзы. Этому движению очень доверяли, в том числе из-за ярких лидеров, — добавляет Сергей Черкасов.