Что такое соглашение со следствием и может ли оно быть выгодным. Разбираем на примере Софьи Сапеги

20 декабря СК закончил расследование дела россиянки Софьи Сапеги, обвиняемой по семи статьям УК за руководство телеграм-каналом «Черная книга Беларуси», который занимался деанонимизацией беларуских силовиков. Это означает, что скоро дело Сапеги начнет рассматривать суд.

СК в своем пресс-релизе указал, что девушка исполнила условия досудебного соглашения со следствием. Согласно УПК, если прокурор, а затем и суд решат, что соглашение исполнено, то максимальный срок наказания для Сапеги сократится вдвое. Самая тяжкая из предъявленных ей статей — о разжигании вражды — предусматривает от пяти до 12 лет колонии.

Что такое соглашение со следствием

Документ, который подписала Сапега — это письменное соглашение между обвиняемым или подозреваемым и прокурором; прошение о соглашении подается через следователя. В соглашении обвиняемый признает вину и перечисляет, чем именно он обязуется помочь следствию — например, раскрыть соучастников.

Если прокурор, а затем и суд посчитают, что обвиняемый выполнил соглашение, то по закону ему не смогут назначить больше половины максимального срока наказания, предусмотренного за это преступление. Исключение составляют тяжкие или особо тяжкие преступления, связанные с посягательством на жизнь или здоровье человека — тогда срок не должен превышать двух третей максимального. Смертная казнь и пожизненное заключение к заключившим соглашение не применяются.

Когда соглашение может быть выгодным

Кроме Софьи Сапеги соглашения со следствием недавно заключали обвиняемые по делу «Белгазпромбанка», которых судили вместе с его экс-главой Виктором Бабарико: сотрудники банка Кирилл Бадей, Сергей Добролет, Дмитрий Кузьмич, Александр Ильясюк, Сергей Шабан, а также совладелец и руководитель компании «Активлизинг» Виктор Кобяк.

Пятерых из них обвиняли в получении взятки (часть 3 статьи 430 УК, до 15 лет лишения свободы), а Кобяка, напротив, в даче взятки (часть 2 статьи 431 УК, до семи лет).

В результате Кобяк получил 3 года колонии, а обвиняемые во взяточничестве сотрудники Белгазпромбанка — от 5,5 до 6,5 лет.

Самого Виктора Бабарико, которого следствие считало организатором преступной группы и который не признал вину, осудили на 14 лет колонии.

Бывший адвокат Сапеги Антон Гашинский считает, что соглашение выгодно россиянке, поскольку по большинству вменяемых ей статей она проходит в роли организатора.

Согласно УК, срок наказания организатору преступной группы не может быть меньше трех четвертей максимального. Однако если организатор исполнит досудебное соглашение со следствием, это ограничение не применяется, и обвиняемый может рассчитывать на половину максимального срока.

«В ситуации со статьей 130, частью 3, когда наказание от пяти до 12 лет лишения свободы, наказание в виде шести лет лишения свободы — это, ну, такой усредненный вариант. Потому что все мы знаем, мы видели, какие наказания сейчас дают для анархистов, Тихановскому и иже с ними лицам. Когда цифры двузначные и приближаются к 20 годам лишения свободы, то наказание в виде шести лет лишения свободы при возможных 12 не кажется уже таким и большим», — объясняет адвокат.

В июле Гашинского лишили лицензии из-за «систематического нарушения требований и условий осуществления адвокатской деятельности». Сам он называл причиной лишения попытку передать письмо политтехнолога Виталия Шклярова его онкобольной матери, и «описки в документах, выявленные при проверке» Минюста. В сентябре Гашинский получил статус адвоката в России и сейчас между ним и семьей Сапеги заключено соглашение о консультировании — в том числе, по вопросам возможной экстрадиции россиянки.

Гашинский подчеркивает, что, в отличие от «организаторов преступной группы», тем, кого следствие рассматривает как ее «рядовых членов», досудебное соглашение скорее невыгодно.

— В некоторых случаях, когда вилка по статье идет, допустим, от шести до 20 лет лишения свободы, или до 25 — в этом случае досудебное соглашение в виде 12,5 лет лишения свободы невыгодно, потому что лицо без досудебки может получить меньше, — рассуждает юрист.

При этом с «организаторами» соглашения обычно не заключают, отмечает он.

— Какой смысл с организатором заключать досудебное соглашение, если он никого сдать не может, кто повыше? Кого организатор сдаст, если он организатор? — объясняет Гашинский.

Почему сотрудничать со следствием бывает невыгодно и почему соглашение не дает никаких гарантий

Гашинский отмечает, что, заключив соглашение со следствием, фигурант уголовного дела уже не может говорить о своей невиновности и добиваться оправдания. Кроме того, прокуратура может отменить соглашение в любой момент — даже после того, как обвиняемый дал признательные показания.

— Ну и потом есть еще нюанс: если в ходе дела, когда заключено досудебное соглашение, выявляются дополнительные обстоятельства, о которых обвиняемый умолчал, то в этом случае досудебное соглашение отменяется, — продолжает юрист.

Гашинский уточняет: было ли такое умолчание умышленным или случайным, решают следствие и прокурор.

— А всегда, когда есть оценка, есть проблема: могут и так, и так повернуть, — говорит он.

Экс-адвокат Андрей Мочалов напоминает: по закону, выполнил ли обвиняемый условия соглашения, решают прокурор и суд.

— По сути в Беларуси регулирование этого вопроса не дает гарантии обвиняемому, так как все равно решение данного вопроса отдается на субъективное усмотрение прокурора и суда, — считает он.

Предложение заключить досудебное соглашение, как правило, поступает от следователя, объясняет Гашинский. При этом в число условий может входить отказ обвиняемого от общения с адвокатом вне стен Следственного комитета.

— Такое беспредельное ограничение, ограничивающее конституционное право. Но так как это добровольно происходит, то они считают, что это законно, хотя я считаю, что незаконно. То есть представляют как одно из условий досудебного соглашения — не общаться с адвокатом. Это все фиксируется на бумаге, подписывается прокурором, — рассказывает юрист.

На вопрос о том, может ли сделка со следствием подразумевать неформальные, не зафиксированные на бумаге договоренности — например, обязательство не предавать огласке в суде те или иные факты — Андрей Мочалов отвечает так:

— Лично мне не известно о случаях неформальных договоренностей, однако я не исключаю, что они могут иметь место, особенно по политическим делам.

Существование таких негласных договоренностей допускает и адвокат Светлана Горбаток, однако заранее предостерегает от них:

— Неформальные торги, может, и есть, но я на такое не иду и подзащитному не рекомендую, так как следствие не назначает наказание. Гарантий ведь никаких нет.

Согласно статье 72 УПК, силовики не вправе разглашать ни факт обращения обвиняемого с ходатайством о заключении соглашения, ни решение прокурора на этот счет. СК в своем пресс-релизе указал, что Софья Сапега соглашение исполнила.

По мнению Андрея Мочалова, ведомство тем самым нарушило закон — сообщая, что соглашение исполнено, следствие «по сути указывает, что такое соглашение было заключено и соответствующее ходатайство лица было удовлетворено».

При этом, отмечает юрист, в суде — в том случае, если он проходит в открытом режиме — информация о соглашении со следствием все равно оглашается наряду с другими материалами дела, а ограничивать обвиняемого в праве рассказывать об условиях своего сотрудничества может только подписка о неразглашении.

Дублированная норма и инструмент злоупотребления

По словам Антона Гашинского, за все годы своей адвокатской практики он ни разу не заключал досудебные соглашения — защитник считает, что они невыгодны, а в статье 69 УК и так заложены все механизмы смягчения наказания, для которых не требуется никакая сделка со следствием.

В статье, объясняет Гашинский, «черным по белому написано», что при наличии смягчающих вину обстоятельств — явка с повинной, помощь в выявлении преступления, погашение ущерба и заглаживание последствий — суд не может назначить более половины максимального наказания.

— Это уже прописано, и, фактически, досудебное соглашение дублирует эти пункты. Но при этом, если мы его не заключаем, то у нас есть шанс побороться на следствии. Потом, когда следствие предъявит нам обвинение, мы посмотрим, что есть в материалах дела, и после этого мы уже можем что-то признавать конкретно, а что-то не признавать. То есть у нас больше есть функции для маневра. Поэтому досудебку мы не заключаем, — объясняет адвокат логику защиты.

По мнению Светланы Горбаток, хотя статьи о смягчающих обстоятельствах и досудебном соглашении перекликаются, неправильно говорить, что они дублируют друг друга. Первая норма, отмечает адвокат, применима только при отсутствии отягчающих обстоятельств — в отличие от второй. Кроме того, статья о смягчающих обстоятельствах, говорит Горбаток, куда шире — в досудебном соглашении речь чаще всего идет о нужных следствию показаниях, а среди смягчающих обстоятельств, в частности, упоминается погашение ущерба.

— Но у меня было и такое, когда досудебным соглашением был предусмотрен определенный способ погашения ущерба, выгодный для обвиняемого, позволяющий избежать конфискации имущества — на то время конфискация предусматривалась еще законом как вид наказания. Дело до суда не дошло, поэтому сложно высказать мнение о том, как бы это сработало. Вопрос выгоды определяется из обстоятельств в каждом конкретном случае, — делает вывод адвокат.

Андрей Мочалов соглашается с точкой зрения Гашинского и находит, что при сложившейся практике досудебные соглашения выгодны лишь следствию.

— К сожалению, досудебное соглашение о сотрудничестве в последнее время часто используется в политических делах и, по моему мнению, используется как инструмент злоупотребления следствия. В указанных обстоятельствах право свободного выбора, заключать ли такое соглашение, сильно ограничено, — считает он.