«А мы вас знаем, вы помидоры со сметаной». Рассказ Анатолия Шелковича — героя мема и политзаключенного

Про себя

За 65 лет столько всего о себе могу рассказать, что даже не знаю, с чего начинать. Профессия — электрическая. У нас на фирме все, что работает, под моей опекой. Если ломается — я ремонтирую. Станки; вплоть до того, что лампочки тоже заворачиваю. Вся техника на мне. Ну, не только на мне, естественно, у меня есть люди, с которыми вместе работаю — на нас, если уж быть точным.

Всю жизнь занимался альпинизмом, инструктор. Людей вожу в горы до сих пор. Летом тоже были в горах. Лет 40 этим занимаюсь. На гитаре, наверное, могу играть. Песни петь могу. Могу анекдоты рассказывать. Могу истории рассказывать — их на 60 суток хватило.

Про задержание

Ну, нормально. Пришли домой, позвонили в двери. Жена открыла. Они зашли. Я в это время разговаривал со знакомой, она меня поздравляла с днем рождения. Я обернулся на шум: «Шо там делается?». Вижу, на меня подходят со щитом, смотрят на меня сквозь такую застекленную прорезь, ну и говорят: «Руки вверх, руки вверх». Ну, хорошо. Я и так с руками поднятыми стою, потому что телефон возле уха — но пришлось разговор прервать, поднять руки.

Ну а дальше пришли еще двое. Эти — с ружьями, со щитами — ушли. А они позвали понятых. Понятые были соседи. С одной квартиры, с другой, те же знакомые.

Дальше спросили — есть ли оружие, есть ли взрывчатка какая-то. Я сказал, что нету. Спросили, есть ли бчб-символика. Ну а чего тут отпираться, когда он рядом стоит с пакетом, в котором все это лежит? Я говорю: «Есть». Он говорит: «Где?». Я говорю: «Вот, рядом с вами».

Ну, нормально. Не спорили. Все, что они хотели, я им показал, потому что отпираться в общем-то нечего. Ну раз уже есть — все равно найдут.

Они спросили: «Где брал флаги»? Я им сказал: «Пошли покажу». Завел в подвал. Там висят, сохнут с предыдущего раза. Они все пособирали в пакет, забрали. Они говорят: «Кто помогал?». — «Ну посмотрите, что тут помогать, когда здесь совершенно один спокойно справляешься».

У меня только предположения, [как меня нашли,] потому что они не говорили. Нас задержали несколько человек на районе. У одного из них был мой контакт в телеграме. Там ничего не было написано, но сам контакт действительно был. Они пришли, сразу спросили про него. По телефону показали пальцем — этого знаешь? Я сказал: «Знаю».

Видимо, потому и пришли. С другой стороны, сказали: «Мы про вас и так все знаем». Ну, наверное, знали действительно.

Про флаги на деревьях

Зачем повесил? Ну, чтобы висели. Потому что мне нравится. И тут действительно стали запрещать наш родной флаг.

Понимаете, вот меня порадовало, что, когда люди вышли с протестами, вдруг опять практически из небытия вернулся наш родной флаг, который выглядит, на мой взгляд, лучше, чем красно-зеленый. Ну действительно так! Само сочетание цветов лучше. Вот повесьте красно-зеленый флаг и бела-чырвона-белы рядом, в метре друг от друга. Какой привлечет больше внимания? Правильно, бела-чырвона-белы. Потому что сочетание правильное.

Про то, как пресс-служба МВД снимает ролики с задержанными

Ну просто пришел человек в гражданском. Кто он — не говорил. Поставил на штативе камеру. Включил, попросил: расскажите: кто вы, назовитесь, что вы делали, как делали. Ну я так и рассказал, как было. Уговаривать не уговаривали, но я и не сопротивлялся совершенно. Потому что, ну во-первых, что есть, то есть. Поэтому я не скрывался. В комнате мы были с ним вдвоем.

Про суд

Суд Октябрьского района. По вайберу — так же, как любой суд [в условиях пандемии], насколько я понимаю. Я через четыре суда прошел. Каждый протокол — это новый суд. Судья просто-напросто его зачитывает, спрашивает ФИО. Ты должен сказать, где работаешь, как тебя задержали. Она не спрашивает, как, а именно говорит: «Вас задержали, вот видел свидетель, что вы развешивали флаги. С какой целью развешивали?». Ну, я говорю, потому что мне нравится. «У меня тут написано, что с целью выражения своей политической позиции». Я говорю: «Ну, у меня нет как таковой политической позиции, потому что я ни в какой партии не состою, а развешивал, потому что мне нравилось». Она говорит: «Это же был пикет одиночный. Люди могли видеть?». Говорю: «Конечно, могли. Я, собственно, для того и развешивал, чтобы видели».

Все четыре суда отличий практически не было. По одной и той же статье за пикет без разрешения.

Где-то на седьмой день приехал работник того самого РУВД и сказал мне: «Мы посмотрели, много флагов прошло мимо протоколов, их сотрудники снимали и просто выбрасывали. Но вот на четыре протокола вы себе навешали этих флагов».

И, говорит, в начале января мы вас отпустим, но четыре протокола придется отсидеть. С другой стороны, для меня это было хорошо. Потому что я знал, да, меня отпустят — пообещали, что уголовного преследования не будет. Ну, так оно и случилось; [повезло] по сравнению с другими, кто иногда и не знал — отпустят, не отпустят. Да, у меня тоже были сомнения: вдруг что-то изменилось и могут дольше продержать? Но люди сдержали свое слово, поэтому я в этом отношении к ним претензий не имею.

От протокола к протоколу была надежда — вдруг про меня забыли случайно и выпустят. Человек живет надеждами, если так разобраться. И я так — пришли, протокол, ну, ай, бляха, не получилось на этот раз!

Про защиту

Жена наняла [адвоката] без моего ведома. Хотя я понимал, что адвокат ничего не сделает. Потому что была эта договоренность насчет четырех сроков. Я говорю: «Может быть, и не надо дергаться, что-то там выпрашивать». Он говорит: «Ну давайте попробуем», я говорю: «Ну давай попробуем». Ничего это особенно не дало, но чуть-чуть разнообразило жизнь. Во-первых, он мне привет передал от жены. Связи же никакой нету, поэтому я не знал, что с ней. Может быть, ее тоже забрали, сидит где-нибудь в соседней камере... Такие мысли посещали. Ну а тут оказалось, что у нее все в порядке, обо мне беспокоится. Меня это утешило — не то, что беспокоится, а что она дома.

Про милиционеров

Наверное, у них просто работа такая. Если брать сотрудников РУВД, по крайней мере тех, которые приезжали — один помоложе, другой постарше — то у этих действительно было [ко мне] хорошее отношение. Мы с ними вполне нормально разговаривали. Те, которые в ЦИПе работают охранниками, у тех ко всем заключенным одинаково настороженно-негативное отношение. Ну, это профессионализм, наверное. Потому что им приходится общаться с людьми, которые не совсем адекватные и понимают только язык палок. Ну, люди к этому привыкают, што зробіш.

Про Окрестина

Я в двух камерах сидел. Сначала попал в хорошую камеру по условиями содержания. Была своя кровать, свой матрас, свое одеяло, книжки были. Нас там шесть человек сидело в шестиместной камере, один раз семь. У каждого была своя кровать.

А потом перевели в камеру, которая через одну. Та была №24, эта №22. Там была четырехместная камера, и в основном люди менялись — то больше, то меньше. Но в среднем 16 человек — это была более-менее норма. 16 человек очень хорошо там помещаются. А главное, что становится теплее и уютнее в ней, потому что каждый нагревает камеру. В той камере было откровенно иногда холодно, несмотря на то, что одеяло было. Ну так сквозило и было прохладненько. А в этой, несмотря на то, что никаких одеял, ничего — в маечке ходят, понимаешь, еще и окошко открывают, чтобы не так душно было. Много людей — это даже как-то комфортнее, а главное, веселее. Когда 16 человек, можно какие-то игры организовать, какие-то песни попеть; гул стоит, кто-то с кем-то разговаривает, кого-то слушают. Люди приличные сидят там — такие, которые могут компанию развлечь.

Много поменялось за 45 суток. Прошло перед глазами много. Например преподаватель сидел из БГУ бывший — уже уволили его. Человек, который на английском, немецком и шведском только преподает, а знает еще какой-то гэльский, ирландский, еще какие-то наречия. Песенки иногда поет на этих языках, знает множество загадок, рассказов... Денис, фамилии я его не помню.

Сейчас большинство сидит за то, что у них в телефоне нашли — или репост, или они что-то написали, подписка на запрещенные телеграм-каналы.

Там, где много людей, там время значительно быстрее идет, чем когда мы вшестером сидели. Я думаю, что 45 суток, а там 15. Мне иногда хотелось, чтобы меня обратно перевели. А потом я сам себе говорил: «Толя, ну зачем. Здесь тебе лучше».

Про помидоры со сметаной

Когда меня перевели в другую камеру, я зашел, и сразу же один хлопец: «Ааа, мы вас знаем, вы помидоры со сметаной». Да? Для меня это было, если честно говоря, удивительно. То, что я там когда-то сказал, вдруг так вот вылезло. Ну я до сих пор удивляюсь, почему это вызвало такую реакцию и как к этому относиться.

Я думаю, что это может мне даже повредить в какой-то степени, злить наши власти. С другой стороны, это же не я выкладывал, это они. Моей вины здесь вообще нету.

Про то, как праздновать Новый год в неволе

Мы сделали елку, поставили ее на тумбочку. Елка получилась такая — бутылка воды, на нее сверху прилепили еще одну бутылку. Потом еще сверху прилепили баночку из под лекарств. Поскручивал я трубочки из туалетной бумаги, получились типа лапы елки. На них прикрепили — опять же, хлебом — ненужные разноцветные таблетки. Все посмотрели, сказали: «Мля, молодец. Спасибо, что ты сделал такую елку».

Легли спать. В какое-то время, часов же нету, мы думали, что полночь. Нас разбудили салюты. Попытались посмотреть. Окошко открывалось, но узенько-узенько совсем. Посмотрели, что не попадает салют [в наше поле зрения], ну и легли обратно спать. Час или два, наверное, грохотало беспрерывно. Под этот грохот так и поспали. Ну а в Рождество мы друг друга поздравили — но еще менее заметно. Салютов не было.

Немножко страшно было, что возьмут и еще оставят. А так — ну когда вышел за ворота, то хорошие эмоции. Увидел жену, мы обнялись. Сели в машину и уехали. Меня еще брат встречал младший, и друг, и подруга жены. Ну и поехали домой ко мне, где купили по дороге мороженое, налили коньяка в него. Я дал попробовать другу. Другу понравилось. Ну и посидели. В общем-то продолжили отмечать день рождения.